Но было в группе несколько человек, равнодушных к Ларе. Они сами притягивали к себе всеобщие взгляды. Во-первых, все сразу заметили молодую пару, которая еще в Москве, как только уселась в самолет, сразу принялась неистово целоваться. Поскольку они случайно оказались со мной в одном ряду, мне пришлось решать сложную дорожную проблему: быть деликатной, предоставив парочку самой себе и позволив влюбленным пропустить раздачу напитков, газет, сладостей и вкусного завтрака, или все-таки привлечь сидящую ближе ко мне девушку к халявным удовольствиям нашего полета, столь сладостным для желудка путешественника.
Как я заметила, любовь сама по себе голод не утоляла. Парочка с удовольствием выпивала вино, сок или кофе, с аппетитом поглощала завтрак из пластиковых коробок, а потом снова принималась за свое любимое занятие. Как они миловали друг друга, издалека, наверное, любо-дорого было посмотреть. Моему же осторожному взгляду представлялись только узкая девичья спина и обнимавшая ее рука мужчины с дорогими часами на запястье. Но мне в общем-то было не до них — в свободное от еды время я описывала в походном блокноте последние предполетные впечатления да вспоминала свою семью, оставленную в Москве на хозяйстве.
Второй парой, не обращающей на Лару никакого внимания, были то ли уже пожившие вместе, но еще достаточно молодые муж и жена, то ли старые любовники. Представительницей женской половины в этой паре была очень интересная, модно одетая блондинка с блестящими глазами, «повернутая» на искусстве. Звали ее, как я случайно услышала, Лиза. Казалось, она знала в области искусства все и вся, и Лара, которая не была профессиональным экскурсоводом, ей часто проигрывала. Эти Ларины промахи вызывали у Лизы снисходительную улыбку, а всей нашей группе давали повод еще разок позлословить о Ларе. Вот, мол, как не стыдно: прожить в Италии двадцать лет, а не знать того и этого! Но не были известны Ларе только весьма специфические сведения, требующие специальных искусствоведческих знаний. Во всех же остальных областях итальянской жизни, в ее укладе, в туристических маршрутах, в организации нашего тура она ориентировалась прекрасно — собственно, это и была суть ее работы, а уж по-итальянски Лара говорила, как на родном языке. Дисциплину же в группе она навела просто железную, что сделать было совсем нелегко — пятьдесят шесть человек разного возраста со своими привычками и устремлениями, собранные вместе, обычно представляют собой плохо управляемую массу. Лара же завела порядок, как в пионерском лагере советских времен, за что постоянно подвергалась с нашей стороны насмешкам и критике. Но именно благодаря ее жесткой организованности мы никуда ни разу не опоздали и увидели все, намеченное программой, что в общем-то было нелегко в городе, переполненном туристами из разных стран, кишащем очередями во все сколь-нибудь достопримечательные места и к тому же отличающемся своеобразной организацией работы транспорта. Лично у меня Лара вызывала симпатию, тем большую, чем дольше продолжалось наше путешествие.
Но кроме меня была еще одна женщина в группе, кому Лара хотя бы внешне не была неприятна. Эта дама путешествовала в одиночку, что тоже было нехарактерно — большинство туристов предпочитает наслаждаться поездкой в компании. Я даже удивилась, когда увидела ее в нашем автобусе. Мне казалось, что эта женщина едет в Рим по каким-то своим и, возможно, очень печальным делам. Во всяком случае, в московском аэропорту, где я увидела ее впервые, вид у нее был такой, будто она или возвращается с похорон, или едет выполнить свой последний долг. Звали эту женщину Татьяна Николаевна, впрочем, я могу и ошибиться, но мне казалось, что именно так к ней несколько раз обращалась Лара, напоминая о некоторых особенностях нашего расписания. Татьяна Николаевна не баловала никого из группы общением и держалась особняком. Во всяком случае, не однажды во взгляде Лары на эту странную незнакомку я замечала что-то вроде неудовольствия, но и в то же время особенное внимание — наметанным глазом она сразу определила, кто из туристов в группе может быть предметом ее особых хлопот.