— Ты хочешь ее убить из-за денег или из ревности? — Цезарь серьезно посмотрел на Надю.
— Конечно, из-за денег! — выпалила та. — Что я, дура, что ли, тебя ревновать? Кому ты нужен, если серьезно?
— Да, теперь я точно вижу: ты не Ливия. — Цезарь печально покачал головой. — Я допускаю, что моя жена могла уничтожить пол-Рима из ревности или из жажды власти. Кстати, я подозреваю, что так и было, особенно когда я стал стар и болен и уже не мог контролировать происходящее в мелочах. Но убивать из-за небольшой кучки денег Ливия бы не стала!
— Ну, завел свою песню! — рассердилась Надя. — Еще мнишь себя императором! Безвольный тюфяк! Настоящие императоры решались и не на такие дела! — Она замолчала и в раздражении стала катать по столу салфетку.
А Цезарь думал о чем-то своем и даже не дал себе труда заметить ее раздражение.
— Как продвигаются дела с паспортом? — наконец спросил он.
Надя только усмехнулась.
— Вот еще один пример твоего тупоумия, — сказала она. — Я не понимаю, зачем надо возиться с фальшивым паспортом, если ты можешь легко жениться на этой русской. Ведь ты разведен? И тогда она получит гражданство. Надеюсь, у тебя хватит ума сначала получить с нее деньги, потом оформить брак, а через некоторое время развестись.
Было видно, что эта простая комбинация действительно не приходила Цезарю в голову. Надя прекрасно поняла это.
— Надеюсь, ты сразу поставишь перед ней условие о материальном вознаграждении, иначе я тебе этого бы не предложила.
Цезарь посмотрел на нее, и она пожалела о своих словах.
«Кто его знает, что ему придет в голову на самом деле? — подумала она. — Но такую возможность поправить свои дела нельзя упустить».
Тем временем столики во дворе заполнялись. Лару отвлекли подошедшие туристы, и она была вынуждена отправиться с ними улаживать кое-какие дела.
Татьяна Николаевна в своем номере медленно захлопнула книгу. Все эти два или три часа, с тех пор, как вернулась с прогулки, она лежала на кровати, вцепившись в свой старый меховой жакет. На нее напал страх, дикий, необузданный страх: она поняла, что игрушки кончились и время настало.
Теперь это была совсем не та Татьяна Николаевна, которая неделей раньше ступила на итальянскую землю с одним желанием — умереть. Теперь она хотела жить как никогда раньше.
«Что я наделала?! — думала она в отчаянии, кусая пальцы. — Боже, что я наделала?! Зачем я совершила такой обмен? Ведь можно было просто поменять комнату и начать жить сначала!»
Она уже забыла, какие чувства обуревали ее, когда она ходила по риэлтерским конторам, специально подыскивая самый плохой вариант.
«Но может быть, можно обратиться в суд, чтобы он признал сделку недействительной?» Она обрадовалась такой возможности, но потом вспомнила, что у нее совсем не осталось денег. В своем смятении она полагала, что чем хуже будет обмен, тем лучше она сможет досадить мерзкому человеку, и совсем не заботилась о собственной выгоде. Потом она вспомнила о двух прекрасных надгробных памятниках, рядом стоящих на кладбище, о распроданном по дешевке имуществе, о путевке в Италию и вздохнула. «Нет! Надо набраться мужества. Ничего уже не вернешь!» И, чтобы отрезать себе окончательный путь к возвращению, она достала из сумочки свой билет в Москву и порвала его на мелкие кусочки, после чего с видимым спокойствием возлегла на кровать, укрылась меховым жакетом и раскрыла книгу о двенадцати Цезарях. Так она и читала ее в течение почти двух часов и прочитала все, что было в ней написано и про великого Юлия, и про Августа с Ливией, и даже про сына Ливии от первого брака — следующего за Августом императора Тиберия. Потом она с вздохом закрыла книгу и взглянула на часы. Стрелки показывали, что осталось пятнадцать минут до намеченного срока. Она не могла предвидеть, что Цезарь с Надей уже явились и ждут ее. С похолодевшим сердцем она прошла в ванную, после этого причесалась и надела единственные оставшиеся у нее нарядные вещи — темно-вишневую шелковую кофту с черными блестящими разводами и черную шелковую юбку.
«Какая глупость! Я жива, и ничего плохого со мной не может быть!» — колотилось ее сердце. Оно отказывалось вспоминать о том горе, которое еще недавно она не могла пережить. Желание быть, существовать интуитивно пересилило все прежние чувства. Голос разума пытался противоречить ему. «Что бы ждало меня в Москве? Еще несколько одиноких, неказистых лет? И все равно умирать…» Она почему-то вспомнила больную собаку, всегда лежащую в переходе метро на той станции, где она когда-то жила. На боку у собаки была гноящаяся язва, люди брезговали, и поэтому несчастному существу доставалось меньше еды, чем более сильным и симпатичным товарищам. Чаще всего собака лежала с закрытыми глазами у трубы отопления. Потом в какой-то день Татьяна Николаевна заметила, что собаки в вестибюле больше нет. Она прекрасно помнила, что подумала тогда: «Нет, я не хочу умереть так, как эта собака. Уж если я не могу изменить жизнь, я могу по крайней мере распорядиться своей смертью». На следующий день она связалась с турфирмой и сказала, что хочет отправиться в путешествие в любую столицу Европы. По чистой случайности ей предложили Рим. И теперь она должна была выполнить задуманное.