II
Хожу по улицам, слушаю быструю ивритскую речь, вспоминаю тихую Санину или Машину манеру говорить — почти неслышное журчание неизвестных мне слов и звуков совсем чужого языка — и не устаю удивляться.
Неужели этот язык меньше чем за сто лет из мертвого, религиозного, чисто служебного стал таким же полноценным, как и все прочие — веками видоизменявшиеся, эволюционировавшие вместе с ростом цивилизации, взаимопроникновением народов, появлением новых религий, жизненных установок и технологий? Неужели язык, питавшийся только неизменным ритуалом, отлученный от быта и жизни, не выходивший за рамки молитв и религиозных книг, принципиально не менявшийся (не имевший права меняться!) все две тысячи лет, сумел сегодня оказаться столь же полнокровным, игручим и двусмысленным, столь же полным синонимов и иносказаний, как и те, что вечно менялись и постоянно впускали в себя инородных пришельцев — и слова, и звуки, и смысл?!
Или это опять мое самодовольство? — ведь это все же и мой язык. Исторически мой — как Израиль моя историческая родина. Выходит, самодовольства моего хватает и на сегодняшнюю, “географическую”, мою родину, и на историческую…
Но ох уж, эта “географическая” моя родина! Боюсь, что с развитием событий места “чужим” в России просто не останется. Тогда наш путь — только на родину историческую. И еще боюсь, что тень евреев — антисемитизм — грозит накрыть не только Россию и не только наш континент. Как в известной сказке, тень преобразится в самостоятельное тело. Евреев не будет, но тень их останется. Тень овеществится и падет совсем на иных “чужих”, найдет себе нужных “чужих”. И бояться надо будет эту “тень” всем — не только евреям.
Гонитель других народов всегда приносит несчастье своему. Какой уж раз я думаю об этом. У Козьмы Пруткова сказано: “Человек, взгляни на яйца муравья — они больше породившей их твари, такая картина послужит тебе изрядным уроком”. Не скажу, что антисемитизм мощнее, чем то наследие еврейства, которое стало достоянием всего человечества. Но дальше — хуже, и разрушительность юдофобства в последствиях своих обещает быть много ужаснее всего совершающегося сейчас, как бы ужасно это “сейчас” порою ни было.
… Ничто, конечно, не может сравниться с рождением религии Единого Бога. И ныне это краеугольный камень всех современных цивилизаций. Только гляжу я на нынешних еврейских ортодоксов, на их, несмотря на жару несусветную, черные одежды, черные шляпы, тяжелую обувь… На их пейсы… Неужели и это Завет Господа, данный народу через Моисея?!
Народ, додумавшийся до вершин абстракции, до идеи Бога-мысли, до “не создай себе кумира”; народ, отвергнувший все формы идолопоклонства, — этот народ все же создал себе подобие кумира в виде строгих ритуалов, неколебимых догм и дурацкой формы одежды, не соответствующей ни времени, ни месту сегодняшнего обитания евреев. Внешняя, нарочитая, не врожденная одинаковость — в конце концов, тот же кумир. Битва за строгое, скрупулезное соблюдение ритуала, вплоть до побития камнями, — не то же ли идолопоклонство?…
Встретился с Феликсом Канделем. Он подарил мне второй том своей книги об истории евреев в России, истории преследования евреев.
Вот уж овеществление тени!.
История евреев. История России… Почему-то когда начинаешь размышлять об антисемитизме, тут же растекаются воспоминания и по времени, и по странам, и вообще на всю историю вокруг и всегда. И все время тянет меня в этих размышлениях своих перепрыгивать с судеб евреев на судьбу России — и наоборот. Переплетать эти судьбы.
В самом деле — разве то, что происходит сейчас в России, не отразится на всей территории, которая в совсем недавнем прошлом гордо именовалось “одной шестой частью суши”? Да и не только на ней, и не только на сопредельных, ближайших землях, но и на всем мире, и, уж конечно, на Ближнем Востоке? Ближний Восток неминуемо должен будет отреагировать на события в русских далях. Недаром же тираны Востока приветствовали августовский путч.
Девятнадцатый век был век-собиратель. Двадцатый — век остановки и расчленения.
А двадцать первый?…
III
В Израиле в армию идут не скажу охотно, но беспрекословно, отчетливо сознавая, что поражение может быть только одно — последнее. Война должна быть только победной, иначе все жители будут вырезаны и Израиля не станет.
Это арабы при поражении могут уйти, места для них много, их дома всюду вокруг. А у израильтян — как окончательно прояснилось в XX веке — другого места на Земле нет. Вот поэтому армия учится воевать — и только. Ничем другим не занимается: не строит, не убирает урожай, не давит своих — разве что когда защищает арабов во время волнений после очередного террористического акта.