Вернувшись домой, еле сдерживаясь от радости, Лена села на диван и глубоко задумалась. Впереди два месяца, и она не должна потерять даром ни одного часа. Для начала нужно записаться в спортзал. Нет, с фигурой пока все в порядке, просто фитнесс-клуб сейчас модная тема разговора. Задача номер два: сходить к косметологу и довести кожу до состояния полного совершенства. Проклятые веснушки так и лезут наружу, стоит немного побыть на солнце!
Задача номер три: проверить зубы. И вообще не мешало бы сходить к врачу и пройти полное обследование. Мало ли где раздастся звоночек, а она должна встретить возвращение Валерика во всеоружии.
Имелась еще задача номер четыре, самая сложная. Лена сходила в фотосалон и заказала свои фотографии на фоне мировых достопримечательностей. Фотомонтаж получился просто отличный. Лена сидела на ступеньках Дворца дожей, гуляла под зонтом по бульвару Оперы, махала ручкой с одного из этажей Эйфелевой башни, позировала на пляжах Акапулько (пускай Валерик не думает, что он один отдыхает в Мексике!). Фонтан Треви, Колизей, собор Саграда Фамилия, Прадо, конные памятники конкистадорам… Лена рассортировала снимки по странам, пересчитала наличные и отправилась в книжный магазин. Она должна была хорошенько подготовиться к экзамену по вранью — самому важному экзамену в своей жизни.
По легенде ее любимым музеем был Лувр. Неугомонные французские короли без конца пристраивали к зданию новые крылья и галереи, и бедная Лена с утра до ночи зубрила сложную планировку дворца. К концу августа она могла пройтись по музею с закрытыми глазами. Пришлось кое-что прочитать о Прадо, галерее Уффици и мимоходом пробежаться по другим культурным центрам. Лена выбрала для себя любимую художественную школу (малые голландцы), любимого скульптура (Микеланджело) и любимого архитектора (Антонио Гауди). Следовало проработать «музыкальный вопрос», но у Лены просто не хватило на это времени. Поэтому она накупила множество дисков с хоралами Баха и решила, что это будет ее любимый композитор.
Лето прошло с большой пользой, время было потрачено с высокой отдачей. Лена стояла перед зеркалом и оценивала себя со стороны: фигура — пятерка. Лицо — пятерка. Зубы — пятерка.
Она подошла к книжному шкафу, медленно провела пальцем по многочисленным книжным корешкам. Память цепко держала в голове нужные сведения. К бою готова. Умница.
Лена включила хоральную прелюдию Баха, легла на диван и закрыла глаза. По комнате медленно поплыли тягучие звуки органа. Очень подходящая музыка для начала боевых действий.
Глава 5
Москва, сентябрь 2007 года
Сегодня был удачный день. Антон успел отстучать до обеда восемь страниц, перечитал написанное и получил удовольствие. Неплохо. Конечно, текст нуждается в чистке, но сегодня явно его день.
Один дотошный журналист задал Антону вопрос, сколько он работает? Антон ответил, что пишет каждый день, исключая свой день рождения и первое января. Журналист скривил губы и сказал, что не верит. «И отлично, — ответил Антон, — главное, чтобы я сам в это верил».
Конечно, он соврал, потому что не хотел изображать себя трудоголиком, лишенным иных радостей, кроме общения с компьютером. А правда была в том, что Антон писал каждый день, включая первое января и день рождения. Когда тебе стукнуло сорок семь лет, стараешься этот проклятый день не замечать. Кошмарный период застоя пришелся на девяностые годы. Антон сутками сидел перед телевизором, пачками поглощал чипсы и неуклонно набирал вес. Последний проблеск мысли на новом демократическом ТВ с прощальным вздохом вылетел в катодную трубку. Леденящие душу кошмары вроде выпусков новостей сменялись бессовестными слезовыжималками, вроде мыльных опер, или концертами приблатненной музыки. Чередование холодного с горячим напоминало душ Шарко — самую популярную процедуру клиники неврозов. Книги Антона Азарова почти не продавались, критики напоминали свору голодных бродячих псов, ищущих, кого бы сожрать, а слово «гонорар» стало казаться научно-фантастическим термином. Антон не нуждался в средствах, деньги в его понимании были подтверждением писательской востребованности. Так вот, в то проклятое время писатель Антон Азаров был практически никому не нужен. Ему казалось, что так будет вечно, но тут неповоротливое колесо фортуны тяжко заскрипело, задергалось и начало движение вверх.
Российская история может выдержать сравнение разве что с российскими дорогами. Отгремели грозы дефолта, отбушевали шторма шоковой терапии, и неожиданно настало короткое затишье. Население страны, десятилетие бредущее в темноте по ухабам политических и экономических кризисов, робко высунуло нос из укрытия и вдруг увидело, что оно живет в демократическом государстве со стабильно развивающейся экономикой. Из правительственного штаба поступило мнение, что дышать трудно, но можно, из лагеря оппозиции поправили, что дышать можно, но трудно. Наблюдая за бодрой возней политических оппонентов, население сделало вывод, что воздух снаружи все-таки есть, и отправилось на разведку. Выяснилось, что климат снаружи умеренно континентальный, кое-где даже распустились цветочки, и вид у них был такой, словно они обалдели от собственной наглости. Некоторые граждане получили возможность лечить нервный срыв на Гавайях, многие — в Анталии и на Кипре, страна пережила строительный бум, а российские банкиры, наконец, изобрели ипотеку.