— Нет, нет, не буду. Скорее бы он приехал.
Но ни вечером, ни ночью Федор так и не объявился. Только на следующий день, ближе к обеду к особняку подкатил маленький фургончик. Однако, вышел оттуда незнакомый усатый дядя, раза в два толще, чем Федор и ниже, как минимум на полголовы.
Этот вариант мы тоже предусмотрели. Дядю никто и пальцем не тронул. Он беспрепятственно вошел во двор, открыл дверь просторного вольера, где нервно нарезал круги поджарый мускулистый зверь. О чем-то пошептавшись с кошкой, он одел на нее ошейник, и подгоняя чуть ли не пинками, потащил к машине. И это гордое дитя природы позволяет так с собой обращаться. Пока мужик возился в загоне, его авто оборудовали сигнальным маячком. Он позволял держать его под контролем даже вне пределов видимости. Через несколько минут, после того как улеглась пыль на узкой грунтовке, оперативная бригада в неприметных Жигулях двинула следом.
Гришку они взяли с собой, а нас с Марко и Федоткиным непечатно послали. Сказали, что не стоит путаться под ногами у серьезных людей. Мы и не путались. Мы тихо мирно плелись в пятистах метрах, не ропща на судьбу. День выдался жаркий, солнечный. Света было так много, что казалось, тьмы и вовсе нет. Нет зла, нет крови. Есть только голодные кошки, которым не стоит попадаться на пути.
Фургончик остановился в пятнадцати километрах от Москвы по Калужскому направлению. Странно, почему он не захотел дождаться вечера. При свете дня его бегство было как на ладони. И огромная черная кошка, поменьше коровы конечно, но тем не менее очень даже приметная, была слишком заметный объектом. Чахлый лесок с правой стороны от дороги был слишком ненадежным убежищем, чтобы без проблем укрыть два автомобиля. Но нам это все было только на руку. Машины здесь неслись сплошным потоком, а слева зеленела березовая роща, в которую мы и завернули, проехав сначала около километра вперед.
Минут двадцать водитель перевозки не подавал никаких признаков жизни, из приоткрытого окна тянулся сизый дымок, едва слышно звучало радио «Шансон». А потом стали происходить очень странные вещи. Неужели мы чего-то не учли? Выждав, пока дорога опустеет, усатый быстро метнулся к задней двери и выгрузив упирающуюся пантеру, потянул ее в сторону леса. Что он собирается делать? Как выяснилось, ничего особенного. Он привязал животику дереву и спешно укатил обратно в город. Кошка, полностью дезориентированная, осталась сторожить поляну. Веревка не позволяла отойти дальше чем на полтора метра, да и это расстояние она сама себе сократила, обмотав поводок вокруг шершавого стола. Вблизи она была не такой уж и красавицей. На боках лоснились проплешины, глаза были больные, усталые. Почти сломленные. Но все-таки не совсем. В глубине их еще тлел опасный огонь. Поляна отлично просматривалась, мы не волновались в исходе задержания. Тем более что и на фургончик были даны подробные ориентировки. Далеко он не уедет, сослужит дополнительной ниточкой.
И все-таки это произошло неожиданно. Человек появился словно из ниоткуда. Пешком. Видимо, оставил машину где-то дальше. И это был не Павловский. Тяжелой походкой на поляку вышла …Василиса.
— Здравствуй, моя хорошая, — ласково сказал он, приседая рядом со своей питомицей. Та сдержанно зарычала, — ну-ну, все хорошо, я с тобой. Да разве же можно было тебя бросить? Проголодалась? Ну что ты? Не признала? Да я это, я. Не бойся.
Несколько минут они молча смотрели друг на друга. Разрешение бинокля позволяло видеть малейшие нюансы, смысл которых я не сразу поняла. Что-то разозлило кошку. Она несколько раз коротко стукнула хвостом по земле. Возможно, была недовольна, тем что просидела столько времени в безызвестности, дрожа от страха и почти задыхаясь в тугом ошейнике. А может, просто была не в настроении. Зеленый с красными искрами огонек в глубине ее желтых глаз стал расти, она подобралась, мускулы одеревенели.
Стоило Василисе отвязать ее, как она вихрем кинулась вперед. Сбила его с ног, прижала с победным стоном к земле и когда ребята выбежали на поляну, все было уже кончено. Она просто загрызла женщину. Обняв поверженную добычу лапами, она скалилась, сверкая глазами на подошедших людей. Между жизнью и смертью прошло не больше минуты. Недавний монстр чудовищным образом походил на свои многочисленные жертвы. Разодранная кожа, глубокие следы когтей и зубов… Круг замкнулся.
Но что это, черт побери? Кошка дернула лапой и с головы Василисы слетел парик. Пантера видимо тоже не ожидала такого поворота, она тихо заскулила и принялась слизывать с ярко накрашенного лица толстый грима. Постепенно из под маски проявилось истинное и хорошо знакомое нам лицо. Все-таки это был он, Федор. Бутафорская, но очень правдоподобная грудь сбилась набок, под силиконовой оболочкой, разодранной когтями, виднелся кусок живой кожи с глубокой царапиной.
— Не стреляйте! — крикнула я, видя, как один из спецназовцев целится в животное. Но крик вылетел чуть позже, чем пуля. Пантера дернулась и обмякла, так и не расцепив объятий.
— Пустое, Настя, — обнял меня за плечи Марко, — Этот зверь уже попробовал человеческой крови. Такая уж у него судьба.
Не время и не место было жалеть хищную кошку, но видимо это было последней каплей. Я что-то вопила, размазывала по лицу слезы и сопли и отчетливо осознавала, что никогда, никогда-никогда мир не станет таким же беззаботно ярким, как раньше.
— Марко, давай напьемся! — умоляла я и он наконец сдался. Гришка с Верещагиным суетились в лесу, решая вопрос транспортировки трупа Павловского, Федоткин активно путался у них под ногами, а мы, доехав до ближайшей шашлычной, заняли липкий пластиковый столик и попросили водки.
— Шашлыка не желаете? Вкууусный, — соблазнительно причмокнул губами хозяин дорожной забегаловки.
— Нет!!! — дружно заорали мы с Марко.
Азербайджанец испуганно притих и уже шепотом уточнил:
— Шаурму? Люля-кебаб? Котлеты по-киевски?
— Соленые огурцы, салат из овощей и яйца под майонезом! И побыстрее!
Водка была теплой, огурцы перекисшими, но на такие мелочи никто не обратил внимания.
— А теперь скажи, что ты еще не сказал, — попросила я Марко. В отличии от меня, которую развело после пятидесяти грамм, он и после третьего стакана был трезв, для его массы это было пипеточной дозой.
— Знаешь, Настя, я думаю, что стоит обо всем забыть. Каждый рано или поздно получает именно то, к чему стремится. И не спорь со мной. Очевидно, что и Соня, и Петр, они конечно виноваты. Но у девушки все шансы выйти сухой из воды. Она действовала под давлением, в противном случае ей грозила гибель — именно так это будет представлено в суде. С хорошим адвокатом она не получит даже условного срока. На Петра и вовсе ничего нет. Что было, то, как говорят у вас, быльем поросло.
— Угуууу, — кивнула я головой. Картинка мира обрела приятную расплывчатость.
Но хмель ушел так же быстро, как и пришел. В горле першило от огуречного рассола, голова начинала наливаться отвратительной въедливой болью. Кажется, я знаю, что мне надо сделать! Сейчас я приеду домой, напишу Алексу и попрошу его о встрече. А потом приду и скажу, что все между нами кончено. Что прекрасным химерам я предпочитаю реальность. Уж какой бы она не была.
Лешка постарался не кантовать меня этим вечером. В квартире царила полная тишина, нарушаемая лишь тихим плеском воды в ванной, где я коротала свободное время, которого стало до одури много. Филипп вместе с Кузей отбыли домой, Санька на пару дней уехала в Питер. Случившееся казалось дурным сном. Вот только стоп-кадр лесной поляны и двух обнявшихся тел, человеческого и звериного, упорно не хотел архивироваться. Во весь формат он стоял перед глазами, словно вопрос, на который я так и не нашла ответа.
На край ванной взгромоздился Веня, умильно посмотрел на меня, склонив голову набок, и тихо замурлыкал. Он тоже был кошкой, тоже был зверем, но так давно жил с людьми, что стал почти человеком. Веня и муху убить не способен. Максимальное зверство, которое он себе позволяет, это дать по попе механической мыши.