Директор молчал, отвернулся. Потом сказал:
— Ты взрослый парень, я с тобой по-взрослому буду говорить. — Директор вертел в руке какую-то тетрадку, сердце колотилось, и лекарство, которое он проглотил перед Вовиным приходом, совсем не помогало. Директор продолжил: — Считается, что любой дом лучше, чем интернат. Ну считается, и, наверное, правильно. Так и есть. Дом есть дом. Но, понимаешь, все-таки не любой. Не любой, Вова. И я не могу допустить, чтобы ты опять оказался среди безобразия, среди опустившихся людей. Подонков. Я за тебя отвечаю. Сегодня состоялся суд, были свидетели. Люди знают жизнь твоего отца. И я тебя не отдал. Твой отец, Вова, не начал новую жизнь. Обещал, но не смог. Вот все, парень. Такие дела.
И директор Андрей Григорьевич замолчал, опустил свое толстое лицо. Так они и сидели, Вова Климов и директор. Молчали. Потому что говорить было нечего.
Вова утер рукавом лицо.
— Я пойду?
— Иди, Вова. И держись. Ступай, Климов.
…Об этом разговоре не знал никто. И ни один человек не заметил, что в этот вечер Вова Климов был не похож на себя. Грустный или, например, заплаканный. Да ничего подобного. Он, как всегда, толкался, дразнился, ко всем приставал. Только в самой глубине его узких глаз была печаль. Но кто станет присматриваться к глазам Климова? От его кулаков увернуться — и спасибо.
Незадолго до сна Климов пробрался в спальню и деловито сунул Гоше в постель бутылку с клеем. Так ему захотелось, Климову. Когда Гоша обнаружил эту бутылку, опять никто не удивился. Климов, как обычно, шутит. Нечушкин, как обычно, сердится на Климова. Делов-то.
Когда Галина Александровна заглянула в спальню, чтобы сказать им «спокойной ночи», все было тихо.
Она удивилась и заспешила домой.
Сегодня будет ответ
Почему так бывает: когда чего-то очень сильно ждешь, оно никак не случается? И ты постепенно устаешь надеяться. Ты перестаешь ждать. Отвлекся, забыл — и тут оно как раз случится.
Гоша Нечушкин сильно раскачался на качелях, еще сильнее, еще — и качели подлетали высоко. С высоты он видел весь двор. Черные деревья, футбольное поле. Там сегодня играли большие, и младшие не лезли. Гоша качался, и ветер дул сначала в лоб, потом в затылок. И было весело, и хотелось петь и орать во все горло. Но ни петь, ни орать Гоша не стал.
— А Гоша-то смелый, — вдруг сказала рядом Ира Косточкова. — Вон как летает.
— Смелый-угорелый, — откликнулся сразу Климов. — Да, Ира? Смелый-угорелый! Ха-ха-ха!
Но Ира Косточкова пожала плечами:
— Ах как остроумно!
И пошла тихонечко по дорожке между тополями. Трепыхалась на ветру легкая косыночка, которую Ира повязывает поверх куртки.
«Чего это она?» — удивился Гоша. Но как раз тут Вера Стеклова позвала:
— Гоша Нечушкин! Иди скорее! Бабушка приехала!
Все остальное тут же вылетело из Гошиной головы.
Он рывком остановил качели и помчался через двор. Приехала бабушка! Вот оно и случилось! Сейчас наконец он все узнает. Прошло очень много времени, и мама, конечно, получила письмо. И наверняка прислала ответ. Его мама! Она приедет! Он увидит ее! Может быть, она уже в дороге? Едет в поезде. Или летит на самолете. Или на вертолете. А вдруг она уже в Москве? И теперь едет в троллейбусе? Или в метро? И спешит, спешит к своему сыну. Конечно, спешит — каждая мать спешит к своему сыну.
Бабушка сидела в вестибюле, рядом на скамейке лежал прозрачный пакетик с сушками, еще какие-то гостинцы.
Увидев внука, закивала.
— Подрос вроде, Гошенька.
— Вырастешь, пока тебя дождешься. — Он запыхался, смотрел на нее в упор, ждал.
— Вот сушки привезла твои любимые, чайные. А это леденцы, пососешь, развлечение все же.
— Ты мне про сушки не рассказывай. Ты про главное говори. Про письмо.
— Про письмо? — Блеклые глазки заморгали непонятливо. — Про какое письмо, Гошенька?
— Бабушка! Ты что? Ты отправила письмо-то? — Он хотел сказать «маме», но слово застряло в горле, не выговаривалось. И он сказал: — Которое я тебе дал? Письмо? Отправила?
— Ах, это? А как же? Отправила. Адрес написала, он у меня в белой книжке был записан, адрес и цифры индекса. Я в тот же самый вечер опустила в ящик у аптеки. А как же? Письмо — дело такое. Ты меня, Гоша, знаешь: сказала — отправлю, значит, отправила.
Она посмотрела ему прямо в глаза и повторила:
— Отправила, ящик-то около аптеки, туда дойти мне две минуты. Хотя ноги стали не те, болят ноги. Плохо хожу. Но до аптеки — момент дойти, рядом.
— А ответ? Ответ пришел, бабушка? На письмо ответ.
— Ответ?
Бабушка шевелила губами, часто моргала. Чего она переспрашивает каждое слово? Разве непонятно? Человек написал письмо — человек ждет ответа.