Она почувствовала, как его пальцы провели по ее холодному от дождя лицу. Его брови сошлись и он медленно покачал головой.
— Ты замерзла.
Он оглядел ее с ног до головы.
— Оставайся тут.
Он собрался уходить, затем, похоже дважды подумал прежде чем сделать это.
— Не уходи. Ты не уйдешь, ведь так?
Она уставилась на расползающуюся лужицу у своих ног; изнеможение накатило на нее. Уходить? Она не могла двигаться.
Мгновением позже он вернулся, обернул вокруг нее одеяло и подоткнул под подбородок. Она захватила концы обеими руками и крепко вцепилась в них, дрожа всем телом.
— Ох, Мадди.
В его голосе звучало раскаяние и оно дошло до ее сознания. Она не любила плакать, и, безусловно, она не любила плакать перед людьми. По сути, она всегда гордилась собой, своей способностью контролировать слезы. Но, неожиданно, ее горло сжалось — ужасное чувство. Печаль вскипела внутри нее и перелилась через край.
Дрожащее рыдание сорвалось с ее губ. Она попыталась остановить следующее, но это было слишком сложно. Одно последовало за другим.
— Мне жаль — сказал он.
И он имел ввиду именно это.
Он повел ее к столу и выдвинул стул. Она опустилась на него, закрыв лицо скрещенными руками; ее рыдания перешли в всхлипы.
Эдди стоял над ней и смотрел на макушку ее промокшей от дождя головы. Что он мог сделать? Он хотел обхватить ее своими руками, успокоить, согреть ее, но он был одной из причин ее страданий.
Когда он увидел ее в свете молнии, стоящую там, промокшую и покрытую грязью, он испытал стесненное чувство самоанализа, которое наполнило его печалью и сожалением. Было время, когда он беспокоился о женщинах, угнетаемых мужчинами. Он всегда питал отвращение к людям, которые применяют свою превосходящую силу, контролируя других. Но разве это не то, что он делал по отношению к Мадди?
Какого черта с ним происходит? Возможно, Макс был прав. Он слишком долго прятался от людей. Он потерял с ними связь.
— Мадди, нам нужно тебя согреть.
Она не ответила. По крайней мере, она перестала плакать. Он не мог вынести этого, не мог выносить звуков ее слез. Они заставляли его страдать, разрывали его на части.
Ей действительно нужно принять горячую ванну, но это может сподвигнуть ее убежать вновь. Боже. Он запустил руку в волосы.
— Ванна. Как насчет горячей ванны?
— Не могу. — раздался слабый шепот.
Не может, потому что боится? Или потому что физически не в состоянии? — спросил он себя.
— Тогда — сухая одежда. По-крайней мере ты можешь облачиться в сухую одежду.
Она двинула головой, kind of rolled it around on her arm. Он не понял да это или нет. Не похоже, чтобы она собиралась куда-нибудь уходить, поэтому он оставил ее на некоторое время, с целью захватить фланелевую рубашку и пару шортов для утренних пробежек рысцой.
— Сухая одежда — провозгласил он.
Она медленно подняла голову и безучастно посмотрела на штаны и футболку.
— Сухая одежда.
Она продолжала смотреть.
— Тебе нужна помощь?
Ее продолжающееся молчание было ответом. Она чертовски устала.
Ему придется помочь ей.
Не то, чтобы он никогда не видел ее голой, сказал он себе, пытаясь вытащить одеяло из ее крепкой хватки. Наконец он смог вытянуть одеяло, повесив его затем на спинку стула. Он отлепил рубашку от ее бедер.
— Подними руки. Вот так, хорошо.
Он снял ей футболку через голову. Ее руки повисли вдоль тела. Он схватил фланелевую рубашку, начиная ее надевать с поврежденной руки, осторожно избегая швов. Затем с другой руки.
Он встал перед ней на колени, собираясь застегнуть первую пуговицу, когда она подняла руки и запахнула на себе рубашку. И затем она посмотрела ему прямо в глаза.
— Послушай, — наконец произнес он — дай мне ее застегнуть.
Он отвел ее окоченевшие руки. Затем, застегнул рубашку дрожащими пальцами.
— Ты можешь подняться? Судя по всему, тебе придется это сделать.
Оцепенелая, обессиленная, она отреагировала на его слова. Она встала — ее ноги тряслись. Он запустил руки под фланелевую рубашку, захватил эластичный край ее трусов и стянул их к ногам и ступням.
— Садись обратно.
Она села.
Он просунул ее ноги через шорты для бега.
— Встань.
Она встала.
Он натянул шорты ей на талию. Затем поднял одеяло, накинул ей на плечи и обмотал.
— Пойдем. В кровать.
Он намеревался взять ее на руки, но каким-то образом она поняла его замысел.
— я могу идти.
Она повернулась; концы одеяла волочились по полу. Она прошаркала по кухне до ступеней. Остановилась и посмотрела наверх. Затем, все так же медленно, положила руку на перила.