Он стоял там, смотрел вдаль, потерявшийся в своих мыслях.
−Ты меня слышал? Мне не нравится, когда меня обвиняют в воровстве.
Ее слова заставили его вернуться в настоящее, в спальню, безвкусно украшенную черным и розовым сатином.
−Да, хорошо. Мы все носим свое дерьмо с собой.
Чтобы могли значить эти мудрые слова.
Он ушел.
Вот так.
Она смотрела, как он уходит, наблюдала как он выходит из комнаты, слушала звук его шагов. Услышала, как открылась входная дверь. Ждала пока она закроется.
Этого не произошло.
Часы у кровати показывали почти два.
Позвонит ли ее полуночный собеседник на радиостанцию? Будет ли он расстроен, если узнает, что ее там больше нет?
Она выбралась из кровати и спустилась вниз, чтобы найти Эдди стоящим перед открытой дверью, спиной к ней.
− Я думала ты уходишь.
− Ты знаешь, я бы хотел это сделать. Я всегда придавал большое значение тому, чтобы красиво уйти.
− Ну, так сделай это.
− Не могу.
Она не могла видеть его лица, но его голос звучал неровно и натянуто.
− Просто уходи. У вас, парней, это отлично получается.
Он нервно засмеялся, как если бы смутился, как если бы не мог сосредоточиться на том, что она сказала. И теперь она заметила его руки, сжимающие в смертельной схватке дверную косяк, костяшки пальцев побелели, его руки дрожали.
− Эдди?
− Не смотри на меня.
Но она не могла отвернуться.
Она смотрела как он пытается сделать шаг, как он пытается заставить себя пошевелиться. Это выглядело так, как будто некая незримая сила заморозила его на месте. Подобно человеку, стоящему в открытом люке самолета, пытающемуся набраться смелости и выпрыгнуть, он наконец признал поражение и рухнул на пол, привалившись спиной к стене, закрыв руками лицо.
− Дерьмо, − бормотал он, − дерьмо, дерьмо, дерьмо…
Он задыхался, его белая футболка пропиталась потом. Она положила руку на его дрожащее плечо. Его мускулы были твердыми как скала.
−Теперь ты знаешь, − пробормотал он сквозь закрывающие лицо руки.
− Знаю что?
− Я боюсь.
− Боишься? Чего?
− Этого.
Она медленно закрыла дверь.
− Чего этого?
− Того, что там, снаружи.
Не удивительно, что он четыре года не выходил из дома. Он не мог.
− Ты… − Как же это называется? − страдаешь агарофобией?
Она пыталась связать все воедино, зная, что это поможет ей разобраться, все же она поняла, что пока не в состоянии воспринять это все целиком. Это было слишком непривычно. Слишком неожиданно.
Он выпрямился, облокотился головой о стену, глаза закрыты. Свет с лестницы отбрасывал тень на его лицо и мускулистую грудь.
− Это началось как боязнь толпы, − сказал он, не открывая глаз. − Но затем это выросло в нечто большее. Я никогда не понимал, что послужило причиной.
− Здесь нечего стыдиться, − сказала она, пытаясь заставить свой голос звучать ровно.
− Нечего стыдиться? − он издал резкий смешок, открывая глаза.
Отчаянье. Ненависть к самому себе.
Он подтянул ноги к груди и зарылся лицом в колени. − Я думал, что смогу сделать это, − сказал он, его дыхание становилось быстрым и поверхностным.
− Темнота. Рядом никого. Я думал что могу держать себя в руках. Дерьмо. Вот дерьмо.
На него было больно смотреть. Это был мужчина, который так впечатлял ее своей внутренней силой. Он казался таким спокойным, таким близким.
Она положила руку на его плечо, почти ожидая, что он дернет плечами, чтобы ее сбросить. Вместо этого, он, казалось, находил успокоение в ее прикосновении.
Она опустилась на колени рядом с ним.
Он повернулся. Его глаза, его прекрасные глаза поэта, смотрели на нее с болью.
Он притянул ее к себе, его губы искали, находили ее.
− Мадди, − простонал он возле ее губ, — Чувствуешь как хорошо. Проклятие, как же хорошо.
Он нуждался в ней. Уже довольно давно Мэдди не чувствовала, чтобы в ней кто-то нуждался.
− Заставь меня забыть, − сказал он осипшим голосом, полным обещания. − Заставь меня забыть.
Глава 19 Останься
Он так долго хотел ее. Слишком долго. Возможно, именно поэтому он на самом деле отправился на своем мопеде в город. Обнять
Вероятно не столько для того, чтобы отыскать пропавшую пленку, сколько для того, чтобы увидеть Мадди, обнять ее, почувствовать ее запах, прикоснуться к ней, узнать ее, познать ее.
Ее пальцы, запутавшиеся в его волосах, говорили ему, что она тоже хотела его.
− Мадди. Милая, милая Мадди.
Он прижался губами к ее горлу, чтобы ощутить ими ее бешено бьющийся пульс, услышать ее учащенное, дыханье, почувствовать ее трепет.