– Когда уходят такие люди, – услышала она голос Андрея, – даже наш перенаселенный мир немножечко пустеет.
Тетя Юзя, сидевшая рядом с Инессой на заднем сиденье машины, вдруг затряслась в рыданиях – первые ее слезы. Инесса с трудом и не сразу успокоила ее. Она затихла и снова замерла в своем углу.
– Редкий был человек, – тяжко вздохнув, сказал пожилой водитель. – Требовал строго, такого порядка, как при нем, отродясь на базе не было... А все до одного у нас его уважали. Любили даже, можно сказать...
...На другой день Инесса, как и всегда, пошла на работу. С тетей Юзей, которую силком накануне перевезли к себе, осталась Катюша.
Ничего не случилось в мире за эти три дня. И разве могло случиться, измениться от смерти одного, десяти, тысячи обыкновенных людей. Их жизнь, их смерть – смерть гораздо больше, чем жизнь, – принадлежат только им. Еще их близким – отчасти. Потому что человек ушел, а близкие – снова легли спать, и встретили опять рассвет, и пошли на работу, и, пока не наступил их час, жизнь требует жить.
Она не успела еще дойти до лаборатории, навстречу ей попался Токарев, невидящими глазами посмотрела на него.
– Я знаю... я очень сочувствую... – Что-то он говорил, она кивнула, что слышит, принимает соболезнования. Он дружески обнял ее за плечи, повернул по коридору в другую сторону, привел к себе в кабинет, усадил в кресло.
– Не надо, я пойду, – говорила она, порываясь встать, но он удержал ее, сказал:
– Если вам трудно работать, можно оформить отпуск...
– Нет, мне не трудно. Я пойду.
Он мне чужой. Он мне совсем-совсем чужой. Вот я смотрю на него и ясно, отчетливо навсегда понимаю это.
– Юрий Евгеньевич, – сказала она, все-таки подымаясь, – я вас об одном прошу... – Замялась, подыскивая слова. – Об одном. Забудем обо всем, что было. Мне это больно – то, что было.
Он растерялся, взволновался:
– Я сделал вам что-нибудь плохое?
– Нет, что вы! – заверила она. – Вы никогда ничего не сделали мне плохого. – Подумала, правильно ли будет то, что хотела добавить, добавила: – Наоборот. Только хорошее. Спасибо. Но – забудем, ладно?
Он закрыл лицо – лоб, глаза – ладонью, сжал их в ладони, словно заставляя себя что-то преодолеть. Ничего не ответил, и она ушла.
Я на какой-то высокой точке сейчас. Откуда вдруг прошлое как бы слилось с моим настоящим и будущим. Откуда иначе увиделась и стала понятна, тебе твоя жизнь и жизнь других и даже стало возможно соотнести ее со всем миром... Она уже не дробится на вчера, сегодня, завтра, она вся, целиком в тебе – твоя судьба...
Сколько дней прошло, как я уезжала в Ленинград?.. Совсем немного, но это неважно. Я встретилась с прошлым и измерила им настоящее... А старики умирают – тут уж ничего не поделаешь. Естественный процесс – совсем другое дело, когда умирают молодые...
– Инночка! – из двери лаборатории высунулась Анастасия Николаевна, увидела ее. – Инночка, вас к телефону!.. Из главка, Петров, – пояснила она, когда Инесса к ней приблизилась.
Да, Петров. Зачем он мне был нужен, Петров, вспомнить бы. Третьего дня звонила ему сама... Ах, да. Она взяла трубку:
– Слушаю, Николай Георгиевич...
1969 –1972