– Посмотрим.
Глава VIII. Старик и маска
– У вас тут как в музее! Столько экспонатов, впору экскурсии водить! – восхищаюсь я.
Действительно, кабинет Брайана Гринлифа забит статуэтками, картинками и шкатулками всех видов и форм. Со стен круглыми глазами смотрят аисты и драконы. В глазах рябит от иероглифов и хираганы. Не офис, а лавка фальшивого антиквариата в Чайна-тауне. Совсем не деловой интерьер. Если бы я в своем кьюбикпе развел подобную азиатчину, то сто процентов получил бы втык от Сандры Линч. Но Брайан – вице-президент, ему можно. В бизнес-комьюнити вышестоящий эффективный человек определяет вкусы нижестоящих эффективных людей. Выражаясь неэффективным языком, ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак. Вот подождите, когда я буду вице-президентом, я увешаю свой офис советскими плакатами – с серпами-молотами, с мускулистыми пролетариями, насаживающими на красные штыки толстых буржуев в цилиндрах. Суровый дядька в буденовке будет тыкать пальцем во входящих и интересоваться, почему они еще никуда не записались. На самом видном месте, на радость феминисткам, я повешу гордость моей коллекции – плакат с работницей в халате, косынке и холщовых рукавицах, приподнимающей с одного конца носилки с грудой кирпичей и приглашающей подруг подхватить ношу с другой стороны задорным «А ну-ка, взяли!»
Брайан Гринлиф ухмыляется:
– Вы много времени провели в восточной Азии, Брайан?
– Можно сказать, что много. И это было хорошее время, – в блеклых слезящихся глазах Гринлифа на мгновение мерцает некая искра.
– Что вас поразило там больше всего? Простите мое любопытство, мне действительно интересно.
Вопрос, разумеется, праздный, и я это понимаю. Приставать с обывательскими расспросами к одному из руководителей компании в рабочее время – шаг, представляющий умеренный риск для карьеры. С одной стороны, если босс окажется в ностальгическом настроении, благодушие, вызванное притоком воспоминаний, может пролиться и на вас. С другой стороны, если вы задаете слишком много посторонних вопросов в неподходящий момент, начальник может усомниться в вашей эффективности, со всеми вытекающими. Однако в случае с Брайаном Гринлифом риск этот минимален. Уже ни для кого не секрет, что Гринлиф официально объявил Лэрри Логану о своем намерении уйти на пенсию и что этот уход должен произойти в ближайшее время.
Из слабой искры в глазах Гринлифа возгорелось небольшое пламя.
– Вы были когда-нибудь в тех краях? – спрашивает он.
– Нет, к сожалению пока не доводилось.
– Ну вот, когда доведется, тогда и поговорим, – улыбается Гринлиф.
Я его понимаю. Если бы меня кто-нибудь попросил рассказать о северном сиянии, я бы тоже не стал – посоветовал бы съездить посмотреть.
– Это произойдет в самое ближайшее время. По поручению Жана Ранбера отдел аудита начинает проверку различных аспектов работы наших представительств в странах азиатско-тихоокеанского бассейна.
Гринлиф, начавший было шелестеть бумагами на столе, снова поднимает на меня глаза:
– Вот как! Я не знал об этом… И кто же поедет проводить проверку? – интересуется он.
– Скорее всего, Энтони Мак-Фаррелл и я.
Интерес Гринлифа возрастает.
– Вы говорите по-китайски, Павел? – спрашивает он меня.
– Нет, сэр, не говорю.
– Кантонский диалект, используемый в Гонконге, вам, наверное, тоже незнаком?
– К сожалению, нет. Я немного говорю и читаю по-японски, но пока только на примитивно-бытовом уровне.
– Так… И как же вы собираетесь осуществлять всестороннюю проверку?
К иронии в голосе Гринлифа добавляются сочувственные интонации. У меня вдруг мелькает мысль, что, может быть, Брайан Гринлиф всю жизнь только маскировался под эффективного человека, а на самом деле он – неизвестно кто, вернее, он может быть кем угодно – проходимцем, авантюристом, искателем удовольствий, растлителем малолетних, да черт его знает, кем он может быть. Если это так, то я снимаю перед стариком шляпу: доиграть роль, доносить маску до самой пенсии – это надо суметь. В конце концов, положение корпоративного чиновника означает неплохие деньги, возможность путешествовать за чужой счет, обеспеченную старость и разные прочие блага. Но в обмен на это ты должен не только день за днем, год за годом, наблюдать мышиную возню эффективных людей, но и участвовать в ней, а потом и руководить ею, делая вид, что ты на самом деле поглощен этой мерзостью. Моя собственная маска представляется мне в виде знаменитой венецианской маски «Доттор Песте» – с длинным, загнутым как гигантский птичий клюв носом. Я читал, что во время чумы в Венеции доктора, носившие такие маски, заполняли клювы благовониями, чтобы защититься от царившего вокруг запаха смерти и разложения. Что-то в последнее время запас ароматических солей в моей маске стал оскудевать необыкновенно быстро, и в маске становится тяжелее дышать, чем без нее. Сколько времени еще я продержусь? Не думаю, что много. Счет идет уже не на годы, это точно. И даже не на месяцы.