Рейкс кинул проспект обратно Сарлингу. Он уже полностью овладел собой, отвращение победило - ведь завтра Сарлинг умрет! - но даже это не помешало Рейксу воскликнуть со всей искренностью:
– В жизни не слышал о более сумасбродной затее!
– Наоборот, вполне реальное предложение.
– Побойтесь Бога, Сарлинг! - возмутился Рейкс. - Это что, боевик, вроде «Человек, который взял банк в Монте-Карло» или «Великое ограбление почтового поезда»? Вы рехнулись!
– Мы должны справиться. План мой, выполнение ваше - Он вынул из портфеля другие бумаги, засунул их в проспект и положил на стол со словами: - Прочтите и это. В основном здесь вырезки из газет и рекламы. Кое-что я узнал благодаря деловым связям. Никакой секретной информации. Таким сведения доступны каждому. Прочтите.
– Зачем? Я и сейчас могу сказать, что здесь понадобится целая армия. Больше людей, чем во всех ваших досье. Забудьте об этом. Уж лучше попросите драгоценности короны. Их, пожалуй, достать легче.
Сарлинг покачал головой:
– Сейчас, как вы, наверно, читали в газетах, «Королева Елизавета» еще не плавает. Она стоит в Саутгемптоне с неисправными турбинами. Поэтому время операции пока невозможно установить точно. Но план таков: мы похитим с корабля золото во время первого рейса через Северную Атлантику в Нью-Йорк.
– Но тогда вам придется нанять линкор. Хорошо, пускай у вас было тяжелое детство, пусть вы изуродовали лицо - но это уже ни в какие ворота не лезет.
– Золото возьмем из спецкаюты корабля в первом трансатлантическом рейсе. Нам не понадобятся ни линкор, ни армия. Всего два наших человека на борту - и дело будет сделано без суеты и крови. На корабле три тысячи пассажиров и членов экипажа, но только человек двадцать, в основном зевак - любопытных и ничего не подозревающих, - увидят случившееся. Времени у вас много. Хорошенько подумайте, а потом скажите, как это можно сделать. Я уже все спланировал, но мне любопытно, совпадет ли ваш план с моим… Два человека, никакого насилия, а золото исчезает. - Он сухо усмехнулся, по-ребячьи сморщив уродливое лицо и потирая руки, как счастливый тамада, который поставил всю вечеринку перед явно неразрешимой задачей: «У реки три человека и двухместная лодка. Как им переправиться на другой берег, оставив лодку там, где они ее нашли?»
– Для меня здесь нет ничего любопытного. Ничего. - И в самом деле операция казалась Рейксу несуразной и даже кощунственной. Ведь он родился в Девоне, а там корабли и море в крови у каждого. Мужчины семьи Рейксов служили у Рэли, Фишера и Дрейка, два старших его брата воевали на подводных лодках, которые стали их гробами, а море - могилой. В его памяти неожиданно, словно освещенная солнцем в воде форель, когда ее чешуйки видны какой-то миг ясно и четко, мелькнули детская книжка с картинками и рисунок первого парохода кьюнардской компании. Это была «Британия» - колесный пароход с красной трубой. Впервые он пересек Атлантику в 1840 году рейсом в Галифакс. В коридорах тогда горели свечи, а чтобы у пассажиров всегда было свежее молоко, на палубе держали корову. Листая страницы памяти, он вспомнил все: «Мавританию», что плавала по океану двадцать два года, а потом «королев» - «Королеву Мери», «Королеву Елизавету»… Их может разрушить, уничтожить война, забрать море, но воровать с них - такое же кощунство, как украсть серебряные подсвечники из алтаря.
– Вы не посмеете взять меня с собой на такое дело! - запальчиво воскликнул Рейкс.
– Посмею. - Сарлинг встал. - Вы привыкнете к этой мысли, полюбите ее. Я раскусил вас. Через месяц мы встретимся, и у вас будет готов свой план… Зайдите как-нибудь в Кьюнард Хауз на Риджент-стрит. Там в витрине стоит модель корабля. Я сам часто прихожу взглянуть на нее. Новый корабль, лучший из всех, построенных ранее. Мы вырвем у королевы золотое сердце в первом, воистину еще девственном рейсе через Атлантику. - Остановившись у порога, старик оглянулся и подождал ответа Рейкса. А тот, стоя к Сарлингу спиной, глядел на улицу. Пара воробьев, чирикая, промелькнула за окном. Затормозила машина, шины пронзительно заскрипели, проигрывая в краткой, но жестокой схватке с дорогой. Рейкс взял бутылку бренди, наполнил рюмку переливающейся, как солнце, жидкостью. Отсалютовал рюмкой Сарлингу, медленно, с вызовом улыбнулся и осушил ее залпом. Жест, который мог выражать как приветствие, так и прощание.
На Сарлинга, казалось, повеяло холодом, и его приподнятое настроение улетучилось. Старик повернулся и ушел. Но когда спускался по лестнице, мечта вновь овладела им. Он был уверен, Рейкс принадлежит ему.
Через две минуты Рейкс позвонил на Парк-стрит. Ответила Белла.
– Сарлинг был у меня, едет к тебе, - сообщил он. - Ты все хорошо помнишь?
– Да, дорогой… да, да.
Белла тревожилась, но Рейкс знал - так и должно быть, пока не началось настоящее дело.
– Не волнуйся, любимая. - Он не жалел слов: от Беллы зависело слишком многое. - Мы с тобой горы сверяем. Я уезжаю за Бернерсом. Мы будем следить за домом и заметим ваш приезд. Когда Сарлинг войдет в кабинет, ты просто покажись в окне, повернись к нам спиной. Хорошо? Мы тебя увидим.
– Хорошо…
– Вот и умница.
– Энди… Энди, а вдруг…
– Ничего вдруг не случится. Все пройдет так, как мы задумали. Успокойся и помни - я все время думаю о тебе.
Рейкс положил трубку. «Энди». Она стала так называть его недавно, и всякий раз в нем, казалось, поворачивается что-то ржавое, несмазанное.
Он достал из сейфа одну из капсул. Из кухонного шкафчика вынул плетеную корзинку и проверил, все ли на месте. Там лежали тридцать футов альпинистской веревки, два шестифунтовых куска мягкой пеньковой, большой цветной платок, две пары тонких хлопчатобумажных перчаток и пара кожаных рукавиц.
Рейкс ходил по комнате, переодевался, думал: «Зачем я тратил силы, возражая ему? Хотел, чтобы он ничего не заподозрил? «Мы вырвем у королевы золотое сердце». Нет, я не притворялся. Золотые слитки, сложенные глубоко под палубой в спецкаюте. Два человека и никакого насилия…» А Бернерс уже ждет его в Уилтшире, приклеил Сарллнговские усы, надел «его» пальто, шелковый шарф и котелок, готов сыграть свою короткую роль. Взгляд Рейкса упал на рекламный проспект кьюнардской компании, оставшийся на столе. Эндрю разорвал рекламу и бросил в мусорный ящик. Потом вышел из дома. Добрался на такси до гаража. Десять минут спустя он уже ехал через западный Лондон в Уилтшир, взбегая того пути, который, насколько он знал, должны выбрать Белла с Сарлингом. Нужно застраховаться даже от мимолетной встречи. Ничто не должно помешать им устранить Сарлинга.
Рейкс включил приемник, и ровный, чистый, поставленный голос диктора произнес: «Он стоит около ста тысяч фунтов, изготовлен на базе ЭВМ «Ферранта Аргус 400». В его задачи входит записывать данные, связанные с главным двигателем, и вести дневник машинного отделения. Следящая за исправностью система держит под контролем температуру и давление в механизмах. Словом, нет сомнений, что компьютер «Королевы Елизаветы» - самое сложное устройство из устанавливаемых на пассажирских кораблях. Интересно также, что и…»
Рейкс выругался и щелкнул выключателем.
Глава восьмая
Сарлинг развалился в кресле: маленькое, почти игрушечное тело, казавшееся за широким столом еще меньше. Стол, покрытый блестящим красным сафьяном с золотым тиснением по краям; чернильница и резное мраморное пресс-папье отбрасывали на него густые тени под светом настольной лампы. Сарлинг диктовал Белле отчет о парижской конференции, то глядя в потолок, то сверяя со своими заметками.
Положив на колени блокнот, Белла выводила закорючки стенографии. Странички белели на складках зеленого платья. Порою Сарлинг останавливался и теребил усы в поисках нужной фразы. В левой руке он держал стакан с молоком. Белла прекрасно понимала, что парижская конференция владела мыслями старика лишь отчасти. С той минуты, когда Сарлинг сел к Белле в машину, он не переставал думать о чем-то еще. За обедом он вел себя, как мальчишка, который что-то знает и размышляет: сказать об этом или нет. Раньше Сарлинг никогда не брал в рот вина, но сегодня настоял, чтобы она выпила с ним за обедом бутылку «Шабли». Он просто излучал доброту, деликатность, проявлял почти рыцарский такт: входя в гостиную, взял Беллу под руку, провел пальцами от локтя до плеча с ровным нажимом, который мог быть и лаской, и доверительным предостережением друга-опекуна. Да, Сарлинг что-то мысленно затаил, и Белла знала: если он выскажется, за этим последуют или пощечина, или объятия.