Она закусила губу. «Не надо раскисать. Говори только правду». Мери полезла в карман брюк, заметила, что глаза Рейкса следят за ней неотрывно, и вытащила конверт. - Прочти.
Он вынул письмо, посмотрел на обратную чистую сторону, будто промедление могло что-то изменить.
– Это от гинеколога из Плимута.
На листке было отпечатано:
«Сообщаю результаты Вашего посещения моей клиники. Вспомните, что шесть лет назад у Вас был довольно опасный аппендицит. Как я объяснил тогда Вашим родителям, пришлось осушить большой гнойник в брюшной полости. Во время операции был удален аппендикс, а также правый яичник и большая часть правой фаллопиевой трубы. Эти чрезвычайные меры мы применили, чтобы спасти Вашу жизнь. Я сожалею, но Ваши шансы на беременность при обычном зачатии весьма невелики…»
Рейкс положил письмо на колени и взглянул на Мери. Увидел, что она готова расплакаться, но борется со слезами. Его волной захлестнула жалость к ней и отчасти к самому себе, восхищение ее честностью, и он подумал, словно посмотрев на себя со стороны: «Если бы я знал, что такое любовь, и если бы на самом деле любил ее, то наплевал бы на это».
– Родители тебе ничего не сказали? - спросил он.
– Только намекали. Я тогда как раз заканчивала школу. Операция как-то не запомнилась, а родители, видимо, не хотели, чтобы я обо всем узнала.
– Диагноз еще нужно проверить.
– Хочешь убедиться?
– К чему ты клонишь?
– Энди, ведь мы с тобой знаем наши чувства друг к другу. Давай начистоту: главное для тебя - Альвертон и семья Рейксов. Тебе нужна женщина, способная заполнить дом твоими детьми. А я, наверно, не смогу это сделать.
– Ну что ж, придется рискнуть… - Рейкс встал, подошел к Мери, взял ее за руку.
– Я понимаю, как много значат для тебя дети, и считаю, что не могу просить тебя решиться на такой шаг.
– За кого ты меня принимаешь? За конюха, который ходит по стойлам и выбирает кобылу для скрещивания? Думаешь, я и знакомился с тобой с таким расчетом?
– Нет, не думаю. Ты тогда не загадывал так далеко вперед. Но сейчас все это перед тобой как на ладони: Альвертон, дети, двое мальчишек уезжают в Бланделл, как и все мужчины Рейксов. Думаешь, я не понимаю? Думаешь, не знаю, о чем ты размышлял тогда, сидя у реки?… Ты видел себя с сыном, рассказывал ему о премудростях рыбной ловли и преимуществах жизни в деревне, о которых тебе поведал еще отец.
– Ну что ж, если у нас не будет сына, так тому и быть. Я оросил твоей руки, и ты сказала «да». Так что же мне, по-твоему, теперь делать? - Он бросил письмо ей на колени. - Сказать: «Извините, но придется купить другую кобылу?» Да побойся Бога!
– Нет, я не жду от тебя таких слов. Сейчас во всяком случае. Но именно эти мысли придут к тебе позже. Ты не сможешь от них избавиться. Поэтому знай: я не держу тебя, Энди. Ты свободен.
– Не будь дурочкой, черт возьми! - Он встал, притянул ее к себе и обнял. - Думаешь, для меня что-нибудь значат слова какого-то лекаришки? Врачи, адвокаты - они ни черта не смыслят в своем деле.
Рейкс целовал ее глаза, прижимал к себе. Он понимал, чего ей стоит этот разговор, понимал ее страх, понимал, что обязан развеять его, и в то же время сознавал, что больше всего на свете хочет именно детей, собственных детей, продолжение рода Рейксов.
Все еще лежа в его объятиях, она отвела лицо и посмотрела ему в глаза:
– Ты молодец, Энди. Но я говорю серьезно. Ты же знаешь, мне не до шуток, более того, я не жду от тебя немедленных обещаний.
– Ни слова больше. Я не желаю слушать. Ты должна выбросить это из головы так же, как и я.
Гораздо позже, лежа в постели, после любви, он понял: о том, чтобы выбросить это из головы, не может быть и речи. За словами еще можно уследить, но не за мыслями… И во мраке, рядом с теплой Мери, трудно было заглушить горечь досады. Долгие годы, подвергаясь неисчислимым опасностям, он работал, чтобы вернуть себе Альвертон и ввести туда жену. Но теперь, в темном беспорядке ночных мыслей, ему казалось, есть какая-то сила, направленная против него, она препятствует его возвращению. Однажды он уже вернулся, но тотчас попал в лапы к Сарлингу. Теперь он освободился от него, возвратился вновь - и вот пожалуйста. С Сарлингом он сумел справиться, но Мери - другое дело. Против ее прямолинейной честности, когда она в отчаянии предложила ему свободу, у него - сейчас по крайней мере - нет достойного оружия. Ему было бы в тысячу раз легче, не будь она столь искренней, не сходи она к врачу в Плимуте, оставь она свои сомнения при себе, тогда перед ним не стоял бы этот вопрос. Они прожили бы годы, прежде чем все открылось. А потом? Что бы он сделал тогда? Одному Богу известно. Рейкс знал лишь, что, если нельзя войти в Альвертон хозяином, возвращаться туда не стоит вообще. Кстати, почему он так сильно хочет обзавестись поместьем и детьми? Может быть, он чего-то боится? Знает, что сумеет спрятаться от страхов и забыть их только в Альвертоне? Неужели он и впрямь Фрэмптон, а не Рейкс, и связался с Бернерсом не для того, чтобы отплатить за отца, снова обосноваться в Альвертоне и восстановить имя Рейксов, а лишь потому, что такова его суть? И все то время, когда он кричал, что работает на тихую деревенскую жизнь… неужели за этим скрывались те чудовищные притязания, которые заставляют людей презирать законы, обращать и себя, и свой ум против общества, потому что в обществе нет такого занятия, в которое они могли бы уйти с головой?
Глава десятая
Белла выстирала белье, пояс и чулки и повесила их в ванной на нейлоновой нити. Потом вымылась. Из спальни доносились звуки радио. Оставаясь одна, она включала его на ночь, чтобы меньше скучать. У порога спальни Белла сняла ночную рубашку, бросила в изножье кровати. Хотела включить свет, как вдруг бесшумно распахнулась входная дверь.
Белла невольно вздрогнула и вскрикнула от страха, сердце у нее лихорадочно заколотилось.
На пороге стояла женщина. Она тихо сказала:
– Простите, я не хотела вас пугать.
Белла не ответила. Она просто онемела от страха.
– Не волнуйтесь, - продолжила женщина. - Никто не собирается делать вам ничего дурного. Накиньте халат и выйдите в гостиную.
– Кто вы? Как вы вошли? Зачем?!
– Так много вопросов… Но все же я отвечу на них, - улыбнулась женщина. - Оденьтесь и выходите.
Не сводя с нее глаз, Белла потянулась к халату. «Надо было закричать, - подумала она. - Почему я не закричала, вдруг бы кто-нибудь услышал». Женщина следила за ней с любезной улыбкой. Она была маленькая, очень изящная, в черно-белом клетчатом костюме, в очках с голубой оправой. Лет тридцати.
– Я бы позвонила, - добавила она, - но патрон сказал, вы можете не открыть. Поэтому мы вошли сами. Извините, что испугала вас. На вашем месте я, наверно, закричала бы. Кстати, меня зовут Этель Саундерс. А там - Бенсон. Джон Бенсон.
Она подошла к Белле и по-дружески завязала пояс ее халата, положила руку ей на плечо и вывела в гостиную.
У картины с лошадьми уже стоял мужчина. Он отвернулся от холста и улыбнулся Белле, чуть заметно кивнул в сторону полотна.
– Я как-то был там и видел подобных лошадей. Картина вообще-то неважная. Надеюсь, мисс Виккерс, вы не очень сердитесь, что мы явились без приглашения?
– Конечно, сержусь, - ответила Белла, немного приходя в себя. - Так не делают. Чего же вы, в конце концов, хотите?
– Поговорить, - ответила Этель Саундерс. - Мы постараемся честно ответить на ваши вопросы, а потом кое-что расскажете вы сами. Давайте присядем, в ногах правды нет.
Мужчина легонько подтолкнул Беллу к стулу, заставил сесть.
– Я - Бенсон, а это - мисс Саундерс, мой секретарь, - сказал он. - Больше вам знать пока не нужно. Дверь мы открыли вот чем. - Он достал связку ключей. Сверкнула белоснежная манжета, золотая запонка, улыбка осветила загорелое лицо. Он был уверен в себе, высок, опрятен, нетороплив… «Кажется, иностранец, - подумала Белла. - И волосы у него, по-моему, напомажены. Боже мой, зачем эти двое здесь?»
Она оправилась от первого испуга и думала теперь только об одном: «Господи, что все это значит?»