О л я. Не слушайте его! У нее не всегда так…
К и р и л л. Только когда мы приезжаем.
О л я. Кирилл! (Вадиму Петровичу.) Мы никогда не оставляем маму одну, тем более на такой срок. Она не из тех, кто любит одиночество. (Кричит.) Мама!
В а д и м П е т р о в и ч. Подождите, я еще не решил.
Из дома выходит Т а т ь я н а А н д р е е в н а.
О л я. Вот мы с мамой сейчас и решим! Знакомьтесь — это Вадим Петрович, а это — моя мама, Татьяна Андреевна.
В а д и м П е т р о в и ч. А мы уже знакомы.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Простите, не припомню…
К и р и л л. Он у нас воду пил.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. А! Так вам еще?
О л я. Да нет, мама! Он не за водой, он на весь отпуск, он здесь будет жить.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Жить? Где?
О л я. У нас, во времянке. (Вадиму Петровичу.) Чудная времянка! Пока строили дачу, мы все в ней жили. Она вам понравится. Кира, проводи Вадима Петровича!
К и р и л л и В а д и м П е т р о в и ч заходят во времянку.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Что все это значит?
О л я. Мама, он чудесный человек, занимается эстетическим воспитанием молодежи…
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. А при чем здесь я?
О л я. У него с сегодняшнего дня отпуск, и мы уговорили его жить не в лесу, а у нас. Понимаешь? Он останется с тобой.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Я — с посторонним мужчиной, да еще туристом! Ты в своем уме? Серафима Павловна ходила в воскресенье в лес — там одни бутылки и пепел. Он напьется и сожжет дачу!
О л я. О чем ты говоришь, мама! Он культурный человек.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Откуда ты знаешь?
О л я. Он из управления культуры. Ну, мамочка, мамуля, мы же все равно хотели найти какого-нибудь постояльца.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Женщину. Одинокую женщину… А это мужчина.
О л я. Да какой он мужчина! Лет семьдесят, не меньше!
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Не уговаривай меня, я категорически против.
О л я. Ну, тогда мы продадим путевки.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Это ультиматум?
Из времянки выходят К и р и л л и В а д и м П е т р о в и ч.
В а д и м П е т р о в и ч. Времянка ваша лучше, чем моя комната в городе. И отдельная к тому же. А у меня еще двое соседей… А велосипеда у вас нет?
К и р и л л. Нет, у нас машина.
В а д и м П е т р о в и ч. Жаль! Ну, ничего, я и пешком в магазин могу. Вы мне только, Татьяна Андреевна, с вечера скажите, что нужно, чтоб вам рано не вставать…
О л я. Ты слышишь, мама!
В а д и м П е т р о в и ч. А велосипедом зря не обзавелись. Сегодня вся Европа с четырех колес на два переходит. Здоровье. Между прочим, отец мой до восьмидесяти лет педали крутил. Может, потому и дожил до девяноста.
К и р и л л. Ого, долгожитель!
В а д и м П е т р о в и ч. Это для нас еще не рекорд. Дедушка в сто лет дрова колол и на давление не жаловался.
О л я. Да-да, говорят, раньше и болезней таких не знали — гипертония, гипотония… А собственно, почему мы все стоим? Садитесь, Вадим Петрович!
Вадим Петрович садится на профессорское место.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а (вскрикнув). Только не на этот стул!
В а д и м П е т р о в и ч (вскочив). Ломаный?
О л я. Нет-нет… Это папино место. Он всегда здесь сидел…
В а д и м П е т р о в и ч. Извините.
О л я. Иногда мы даже ставим его прибор. Традиция такая. Он умер десять лет назад.
В а д и м П е т р о в и ч. Это прекрасно… То есть прекрасная у вас традиция. Сейчас, знаете, иные родственники и на кладбище-то не заглядывают.
О л я. Кстати, о родственниках. Понимаете, Вадим Петрович, у нас на даче никогда не жили посторонние… Так что, если вдруг кто-нибудь поинтересуется, скажите, что вы наш родственник. Ну вот, кажется, обо всем и договорились…
В а д и м П е т р о в и ч. Не обо всем.
О л я. Вас что-нибудь не устраивает?
В а д и м П е т р о в и ч. Да нет, что вы! И место прекрасное, и условия. Жить бы да жить…
О л я. Так что же?
В а д и м П е т р о в и ч. Сколько?
О л я. Сколько хотите, столько и живите. Пока мы не вернемся.
В а д и м П е т р о в и ч. Да нет — сколько я вам должен? Дачи-то я никогда не снимал.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а (Оле, с укором). А мы никогда не сдавали!