Кстати, я как-то истончаюсь в стене, хотя сам этого совершенно не чувствую, но прохожу же вдоль таких стен, где даже с моим далеко не богатырским размахом плеч высовывался бы в обе стороны!
К стене прижимаются спинами сразу двое, я изготовился ткнуть шилом ближайшего, потом другая идея пришла в разгоряченную голову. Осторожно ухватив кончиками пальцев ткань на заднице, я подтянул ее чуть ближе. А так как мужик и так прислонился задницей, то это «ближе» оказалось на пару миллиметров уже в глубь самой стены.
Хотел и второго, но этот в плотно облегающих джинсах, не ухватишь, а у первого штаны болтаются, как и предписано модой… Он обеспокоенно оглянулся, ощутил неладное, подвигал задницей.
Кто-то сказал сочувствующе:
– Глисты? У моей собаки такое же было. Садится на траву и давай елозить задом! Зуд в анусе, значит.
– Пусть пьет декарис, – посоветовал второй и объяснил занудно: – Это глистогонное.
– У него от другого в анусе зуд, – сообщил третий.
Все захохотали. Еще один произнес задумчиво:
– Вообще-то я мог бы помочь… Совсем за небольшую плату!
– Да ты чё? – добавил еще остряк. – У Тимыча вон какая задница! А ты еще и деньги с него брать хочешь!
– Ну ладно, уговорил. По-дружески могу и за так…
Тимыч, у которого брюки сзади то ли прилипли, то ли зацепились, раздраженно дергался, но штаны не настолько широки, чтобы повернуться в них и рассмотреть, что же держит, а толстая шея не поворачивается даже вбок. Наконец, не выдержав насмешек, рванул, полагая, что прилип к жвачной резинке. Послышался треск раздираемой материи.
Я ожидал, что оторвется лишь крохотный кусочек размером с ноготь мизинца, но ткань разошлась по шву, и на стене повис клок размером с ладонь. Мужики сперва обалдело умолкли, затем грохнули таким хохотом, что один едва не проглотил сигарету.
Тимыч обалдело лапал прореху на заднице, оттуда нагло полезли голубенькие семейные трусы с цветочками, потом зло выматерился, отчего мужики от смеха начали сползать по стенам на пол.
Один наконец заинтересовался, почему же такое случилось с Тимычем, взялся за болтающуюся ткань. Мне можно бы все так и оставить, но я, воодушевленный проделкой, осторожно приблизил из стены палец и кончиком осторожно подтолкнул погруженную в бетон ткань к границе с воздухом.
Мужик дернул, ткань отделилась с легкостью, ощущение у всех осталось таким, что была приклеена к стене просто слюнями. Он с таким недоумением держал клок в руке, что все от хохота вообще сползли на пол и ползали там на карачках, багровые, умоляли знаками не смешить их больше, а то вот прям щас лопнут, как мыльные пузыри.
– Ничего не понимаю, – произнес он в полном недоумении.
Он понюхал лоскуток, дернулся всем телом, брезгливо отодвинул на вытянутую руку, а пальцами другой руки зажал себе нос. С пола слышался уже не смех, а жалостливое всхлипывание. Курильщики хватались друг за друга, пытаясь подняться, от смеха руки и ноги становятся как вода, снова сползали по стенам на пол, уже не ржут, а повизгивают, багровые, как вареные раки.
– Так вот… – сказал мужик с лоскутком трагически, – почему куры дохнут… откуда пошел птичий грипп…
Из кабинета директора вышел сам Павел Дмитриевич, нахмурился, но и грозный вид начальника не заставил всех отрезветь. Павел Дмитриевич подошел, начал было интересоваться, что стряслось, но сам ржать начал раньше, чем ему объяснили, больно злой и растерянный вид у Тимыча, зажимающего узкой ладошкой прореху, а ткань кокетливых трусиков так и вылезает наружу, будто ее оттуда выдувает мощным ветром.
Ну дебилы, подумал я. Нашли, над чем смеяться. Человек без штанов остался. Сейчас бабы начнут наперебой предлагать ему помочь с его проблемами…
У нас бабы такие.
Впрочем, они везде теперь такие.
Глава 10
Мама задержалась, пришла возбужденная, обрадованная и расстроенная, все вместе. Оказывается, задержалась внизу, жильцы собрались наконец и выбрали домовый комитет, а маму избрали старшей. Не потому, что выглядит крутой, а как раз наоборот: крутых боятся и не любят, а она такая интеллигентная и тихая, со всеми приветливая, никому никогда грубого слова… вот и попалась. И отказаться не могла.
И сразу же ворох проблем: установить новую дверь взамен той имитации двери, что оставили строители, поставить цифровой замок, нанять консьержек: в соседнем доме уже есть, а его сдали на месяц позже нашего, еще нужно договориться, по сколько собирать с каждой квартиры на оплату консьержек и содержание в чистоте подъезда…
– И на фиг тебе эти хлопоты? – спросил я.
– Кому-то ж делать надо, – ответила она смиренно. – К тому же доплата будет от ЖЭКа в размере целой тысячи рублей!.. За свет и за воду будем платить половину стоимости…
Я вдохнул, не зная, как сказать, что теперь мы ни в чем не будем нуждаться. Что зарплата моя будет расти стремительно, что больше ей не придется брать дополнительные уроки и вести параллельный класс.
– Это мелочи, – сказал я.
– А самое главное, – добавила она, – все уклоняются от такой работы, но, если не делать, дом превратится в свалку. Уже и так… Какой чистый и красивый сдали строители! С каким ликованием мы вселялись! А сейчас загаживаем так быстро, что скоро будем задыхаться в смраде… На субботу наметили провести собрание. Будем решать, что делать, чтобы дом снова стал чистым и безопасным.
– Ну на фиг это тебе? – повторил я.
– А вдруг сумеем очистить дом? – спросила она с надеждой. – Так хочется жить в чистом!
– Да он и так вроде ничо, – ответил я и постарался вспомнить, что маме не так, потом подумал, что старшее поколение почему-то достают разные надписи на стенах подъездов, лестничных площадках и в лифте, – а вообще-то делай, если время девать некуда.
Она скорбно вздохнула, я перехватил ее взгляд на толстую стопку школьных тетрадей. Я посмотрел тоже, отчего-то стало совестно, мама взглянула просительно, уже зная, что откажусь, но я сказал неожиданно: