Выбрать главу

— Очевидно, блуждающая мина, — ответил он на вопрос Фредди, и добавил, пожимая плечами: — Океан не дорожка в парке… Его нельзя было начисто вымести после этой проклятой войны.

Капитан был в радиорубке. Он стоял возле дверей и внимательно следил, как дрожит ключ под рукой судового радиста. Время от времени радист прекращал передачу и, наморщив лоб, вслушивался в отрывочные звуки, которые возникали у него в наушниках.

Сырой непроглядный туман, который казался таким пустынным каждому пассажиру, был полон звуков для радиста, и он с трудом выбирал нужные сигналы из музыкальных нот и радиотелеграмм — деловых, коммерческих, личных и строго секретных дипломатических, которые в это мгновение проносились над океаном.

— Долгота 157 градусов 18 минут, широта — . монотонно докладывал радист.

Капитан приложил масштабную линейку к карте.

— Продолжайте поиски, — спокойно сказал он, — эти не успеют…

— Какое судно, русское? — спросил Фредди волнуясь.

Капитан недружелюбно взглянул на него, но ответил вежливо:

— «Святой Олаф». Норвежский китобоец.

— Ищите как следует, — крикнул Фредди радисту — Мы возле русских островов. Здесь должны быть их пароходы.

Кто-то невидимый в тумане подошел к окошку и сказал взволнованным голосом:

— На левом борту пробоина в носовом отделении, лопнули три шпангоута, у самого форштевня пробита обшивка на уровне ватерлинии. В машинном отделении уже вода.

— Пошлите человека с футштоком мерить воду в лиалах, — сдержанно ответил капитан.

— Есть — уже послал.

— Займитесь пластырем.

— Не можем подвести, там целый водопад.

— Продолжайте подводить пластырь. Поставьте пассажиров на ручные помпы, — ответил капитан. — А сами ведите команду в трюм. Пусть выгружают тюки за борт…

— Грузы за борт? — воскликнул Фредди — Ни в коем случае. Вы ответите перед шефом. Я запрещаю, слышите, капитан!

Капитан поднял голову, и Фредди вздрогнул, увиден холодные глаза человека, которому нечего терять.

— Да, я отвечу, — сказал капитан, не повышая голоса. — Я отвечу акулам. Через два часа «Уиллела» причалит на дно. Вы мешаете мне. Уйдите с мостика.

Радист, морщась, как от зубной боли, прикрыл рукой наушник.

— «Грозный», — оказал он. — Русское судно. На траверсе острова Вулканический Радируют: «Идем на помощь».

Капитан молча приложил линейку к карте и затем крикнул в туман:

— Паркер, распорядитесь давать сирену. Через полтора часа подойдет судно.

* * *

«Через полтора часа подойдет судно Приготовьтесь к посадке», — так было объявлено во всех каютах и но всех каютах с надеждой, страхом и нетерпением ожидали русского судна.

Соседи Милли рыдали, ломая руки, и рвали на себе волосы. Раскрыв чемоданы, соседи из кучи дорогого их сердцу тряпья выбирали самое любимое, ежеминутно теряя, путая, забывая и орошая слезами каждую ленточку. Кроме Милли, спокойствие сохраняла только восьмилетняя девочка в зеленом пальтишке. Она смотрела на суматоху круглыми глазами и время от времени спрашивала:

— Мама, мы поедем на необитаемый остров, да? Мама, а там на острове есть такси? Можно мне взять кроватку для куклы Пусои?

— О, моя милая, несчастная детка! — истерически рыдала мать.

Милли сидела на своей койке, поджав ноги, и хмуро смотрела в иллюминатор. Приключение казалось ей все еще ненастоящим, может быть потому что никогда в жизни у нее не было приключений. Подумаешь, беда через час подойдет русский пароход, Милли со своим чемоданчиком перейдет из этой каюты в другую такую же. Может быть, там будет теснее и неудобнее, только и всего.

Но все-таки поглядывать в иллюминатор было страшновато. Прежде, в хорошую погоду, Милли видела за круглым стеклом ярко-синюю поверхность, за которой играли солнечные искры. Если пароход покачивало, синяя поверхность колыхалась, линия горизонта медленно поднималась, заполняя круглое окошко, затем опадала до самого низа. Иногда в сильную волну на стекло попадали брызги пены. Дрожащие радужные пузырьки держались минуту на стекле, а затем лопались, оставляя мокрый след. Сейчас все выглядело иначе — иллюминатор глядел под воду — прямо в темные глубины. Довольно крупная рыба — губастая, с колючей чешуей, приставив нос к стеклу, смотрела в лицо Милли выпученными, ничего не понимающими глазами.