Интересный ответ. И в двадцать один год я бы ни за что так не ответил. А она даже не задумывалась над тем, что сказать, словно эти мысли всегда были в ее голове, будто этим она жила.
Я глянул на девушку, она смотрела на снег за окном, и ее глаза в этот момент отражали уличные фонари, из-за его казались еще больше и ярче. Это казалось завораживающим. Красивым и каким-то теплым. Словно сейчас за окном была не одна из самых сильных бурь за все время, а разгар весны.
Машина медленно продиралась сквозь завалы снега. И до этого момента все было нормально. А потом, дернувшись, встала.
— Вот же черт! — выругался я. Только застрявшей машины в этом вечере не хватало, да. Ну какого черта? Нахрена?
— Что случилось? — поинтересовалась Изабелла, повернувшись в мою сторону. Я не ответил, потому что вариантов было несколько, и какой из них верный я не знал.
Подняв ворот пальто повыше, я вышел из машины, обошел вокруг, заглянул вниз, шумно выдохнул, когда понял в чем дело.
Почему-то мне казалось, что Ротчестер меня сожрет. С потрохами и костями. И, когда я вернулся в машину, ее вид был более, чем красноречив, напоминая смешные шоу по телевизору, где показывали супружеские пары через лет сорок после свадьбы. Вот Изабелла выглядела именно так.
— Ну?
— Застряли.
— И почему от вас столько проблем? — устало проговорила девушка, уперев локоть в колено и подперев подбородок кулачком.
— Кто бы говорил.
— Ну это не я плюю на технику безопасности и вообще.
— Это не я устраиваю представления под окнами и на глазах кучи людей!
— Ничего такого в это не было!
— Да с чего ты это взяла?! — возмутился я в ответ, на что девушка хмуро свела брови к переносице, пару раз открыла и закрыла рот, словно хотела что-то сказать, но передумывала. А потом она просто схватила сумку с колен и вышла из машины прямо в снежное безумие, даже ни разу не оглянувшись.
Боги, дайте мне сил. Она ведь доведет меня до кресла психотерапевта. Если не психиатра. А ведь она просто моя студентка!
Кажется, сейчас уровень ненависти зашкаливал. Снег уже не казался хорошим знаком, потому что больно бил по щекам и носу, словно маленькие иголочки, впивающиеся в кожу. Ротчестер бесил своей излишней самоуверенностью и невыносимостью, но теперь хотя бы было понятно, откуда это все у него взялось. Неимоверно раздражал и профессор со своим архивом, чертежами и работами.
— Ротчестер, вернись в машину! — крикнул Кристиан мне в спину, отчего злость еще сильнее скапливалась в горле, словно к шее прицелился осьминог, душа своим присутствием. Я не повернулась, продолжив идти пешком. Даже не знаю, почему я так разозлилась на него. Он ведь по факту не виноват. Но!
— Изабелла! — раздраженно повторил мужчина, что я тоже проигнорировала. И откуда во мне взялось столько раздражения? Почему оно появлялось вот так просто? Буквально с ничего? Меня бесил Ротчестер, бесила Монро, весь университет. И появилось это с момента, как он пришел в мою жизнь. Ну какого черта?!
Наверное, из-за мыслей я не услышала торопливого хруста снега за спиной. И, когда чьи-то руки обхватили меня, закинув на плечо, я едва не закричала от страха, мгновенно ударившего в голову.
— Надо было вернуться, пока звал по-хорошему, — заметил мужчина, повернув в сторону машины. Я молчала, пытаясь успокоить панику и тошноту, кружащие голову и заставляющие хватать ртом воздух, словно я — выброшенная на берег рыба. Сейчас все раздражение ушло, сменившись страхом высоты. Кристиан ведь выше меня настолько, что я едва доставала ему до груди. Не то, чтобы мерила, но… мелькающий и расплывающийся так далеко внизу снег спокойствия точно не внушал.
— Надо было вести себя нормально! — шикнула я, поерзав на плече, чтобы не свалиться. Кристиан переместил ладони на моих бедрах выше, едва не касаясь ягодиц, — Если вы хотели меня облапать, то не обязательно было так все усложнять.
— И как все нужно было сделать?
— А вы хотели меня облапать?
— Ты бы этого хотела? — поинтересовался он, а я почувствовала, как лицо стремительно краснело от непрошенных фантазий, — может быть, не только? — его голос стал вкрадчивым.
Я вздрогнула, испугавшись того, что он, возможно, прочитал мои мысли, а сорвавшееся с цепи воображение уже вовсю рисовало мне очень горячие картины, от которых становилось жарко. Казалось, жар распространяется от щек по всему телу, заставляя слегка ныть грудь, постепенно стекая вниз.