Йорвет скользнул взглядом по верхушкам деревьев.
— Поначалу она говорила всё то же, что и обычно. Что доверяет мне ровно в той же мере, как и каждому, кто сражается вместе с ней за одно дело, что для скоя’таэлей здесь всегда найдётся место, а общественное мнение изменится со временем. Я прямым текстом озвучил ей свои сомнения. После этого, понимая, что темнить бесполезно, она также ответила максимально прямо. Саския призналась, что в глубине души понимает и крестьян, и рыцарей — мы действительно убийцы и террористы. Что она помнит, с каким ужасом говорили о скоя’таэлях жители её деревни во время войны — они боялись «белок» больше, чем нильфгаардских солдат или эпидемии чумы. И то, и другое было от них ещё далеко, а скоя’таэли нападали с тыла, и всегда могли застрелить случайного путника, зашедшего в лес, или сжечь деревню, перед этим вырезав всех жителей. Она сказала, что глядя на меня, не может не думать: то, что мой отряд мог точно так же явиться в её деревню, а лично я — отрубить руку человеку, который её приютил — это всего лишь вопрос вероятности. Впрочем, — Йорвет усмехнулся, — Не мне тебе об этом рассказывать.
Роше кивнул. Уж он-то успел вдоволь насмотреться на методы, которыми работали скоя’таэли. А некоторые из них даже испытать на себе. В то же время, лицемерием было бы не признавать, что и он сам за годы службы ни раз прибегал к подобным мерам, считая, что цель оправдывает средства. Он не гордился этим, но знал: окажись он в тех же обстоятельствах снова, поступил бы точно так же.
— То есть, Саския буквально призналась, что всё это время она тебя использовала? — спросил Роше.
— Нет, нисколько, — Йорвет покачал головой. — Я всегда знал, на что иду. К тому же, она сказала — и уже вполне искренне, — что не отказывается от своих слов, по-прежнему считает меня своим соратником и верит: однажды я смогу искупить свои поступки в глазах людей, пусть за то время, которое для этого понадобится, успеет смениться несколько поколений. Я не видел смысла с ней спорить — мне нечего было на это сказать, но и смысла оставаться в Вергене я после всего сказанного в тот вечер тоже не видел. Утром мои отряды покинули город. Мы вернулись в леса.
— А потом в Верген пришли нильфы… — медленно проговорил Роше.
— Я выдвинулся туда сразу же, как узнал. А узнал я об этом слишком поздно. Когда до нас дошли новости, город уже лежал в руинах, о том, была ли там Саския, удалось ли ей выжить, в тех скудных обрывках информации, что удалось раздобыть, ничего не говорилось. Те двое суток пути показались мне вечностью. Я думал только о том, какую чудовищную ошибку допустил, приняв решение отозвать свои отряды и покинуть город.
— Думаешь, вам и на этот раз удалось бы переломить ход сражения?
— Не знаю. Может и удалось бы. А может, погибни я вместе со всеми, защищая город, меня бы запомнили не только как убийцу и террориста.
Роше посмотрел на него с удивлением. Начиная этот разговор, он ожидал от Йорвета чего угодно, кроме этого. Некоторое время они шли молча, затем Йорвет продолжил.
— Когда я всё же добрался до Вергена — вернее, до того, что от него осталось… — его голос дрогнул, — Зрелище было чудовищным. То, что его сровняли с землёй — не преувеличение. Нильфы разрушили всё, что смогли, кругом были груды камня и полуразложившиеся трупы. Я приехал туда на рассвете и искал её тело до тех пор, пока не село солнце, и в руины не начали стягиваться трупоеды, привлечённые запахом останков. Ту ночь я провёл в какой-то заброшенной хижине вблизи от города, и, доберись эти твари и туда, наверное, не стал бы им сопротивляться. К утру я понял, что во что бы то ни стало должен узнать, что с ней случилось. Я начал искать свидетелей. Шла война, кругом царил хаос, найти кого-либо было крайне сложно, а даже если это и удавалось, то они либо не спешили делиться информацией, либо противоречили друг-другу, зачастую не внося ни капли ясности. Одни говорили, что Саския покинула Верген задолго до нападения, после некоего инцидента, другие утверждали, что её видели во время штурма и что она погибла в бою, защищая город. К тому же, как ты можешь догадаться, передвигаться в открытую я не мог. Всё это здорово затрудняло поиски, несколько раз я, двигаясь по ложному следу, оказывался в тупике, у меня ни на секунду не было уверенности в том, что те крупицы сведений, которые удавалось добыть, имеют под собой хоть что-нибудь, но я знал, что не могу бросить эти поиски. Я должен был либо убедиться в том, что она жива, разыскать её и поговорить, либо — получить подтверждение того, что она мертва. Так прошло несколько месяцев. С последним потенциальным информатором, на которого мне удалось выйти, я должен был встретиться в Дубовицах. Когда я туда добрался, его дом уже сгорел дотла, а на пепелище вовсю орудовали мародёры. Мне удалось подслушать, о чём они говорят — именно так я узнал о том, что там произошло и куда отправились выжившие. Но потом меня заметили, а что было дальше, ты знаешь. На то, что тот возможный свидетель окажется в лагере среди выживших, я особо не надеюсь — этот тип из тех, кто первым полезет в любую свару, не говоря уже о том, что он мог просто погибнуть во время пожара, — Йорвет опустил взгляд и устало покачал головой, — Я по-прежнему не знаю, где она и что с ней. Наверное это должно оставлять мне надежду на то, что она ещё жива, но иногда мне кажется, что всё это я делаю зря — Саския мертва, её кости давно обглодали трупоеды, а я гоняюсь за призраком, потому что просто недостаточно хорошо обыскал тогда руины Вергена.
Роше молчал, потрясённый не то невероятной откровенностью прозвучавшего рассказа, не то тем фактом, что эта история раскрывала Йорвета с какой-то совсем неожиданной для него стороны, не то вдруг всколыхнувшимися в голове воспоминаниями о вещах и событиях, которые, как ему казалось до этого, не имели никакой взаимосвязи.
— Почему ты решился рассказать об этом мне?
— Не знаю, Роше. Прозвучит странно даже для меня самого, но может быть потому, что знал: несмотря на наши, — Йорвет усмехнулся, — Непростые взаимоотношения, ты один из немногих, кто меня поймет. А может быть просто потому, что мне в принципе нужно было проговорить всё это от начала и до конца.
Роше задумался. С одной стороны, картина, начинавшая складываться у него в голове, была весьма невероятной. С другой — если всё действительно обстоит именно так, то это многое объяснило бы. Он вдруг снова переключился на мысли о своём собственном будущем. Что, если Бьянки в том лагере не будет, и никто там не сможет сказать, куда она делась? Поедет ли он в Реданию без неё, бороться за лучшее будущее и до конца жизни мучить себя мыслями о том, что с ней стало? Или бросит всё это к чертям и будет, как Йорвет, разыскивать тех, кто хоть что-то видел или слышал и надеяться, что рано или поздно ему удастся напасть на след. В любом случае, его ждали неизвестность, одиночество и чувство вины таких масштабов, коих он не пожелал бы даже врагу. Поэтому, хоть его предположение и могло оказаться ошибочным, он всё же решил рискнуть.
— Тогда, во время осады замка Ла Валеттов, — начал он издалека. — Наших солдат атаковал дракон — крупный, тёмный, плевался огнём. А до этого тот же дракон появлялся в местном лесу, как раз в тот момент, когда темерский патруль напоролся там на отряд твоих «белок».
Он замолчал и взглянул на Йорвета, но тот не показал совершенно никакой реакции. Роше продолжил.
— Бойцы, что были в том патруле, потом хвалились тем, что от дракона их спас какой-то там магический амулет. В это я, конечно, слабо верю — больше было похоже на то, что им просто повезло, или же — на то, что дракон вообще не хотел их убивать, только припугнуть. В то же время, с их слов выходило, что тех эльфов дракон вообще не пытался атаковать, хотя сами они, похоже, об этом не догадывались и перепугались не меньше солдат, — Роше сделал очередную паузу и, по-прежнему не фиксируя никакой реакции, спросил, — Скажи, этот дракон, он… как-то связан с Саскией?