В первые несколько секунд его снова охватило острое чувство тревоги и дискомфорта. На тёмном и тусклом небе, как и вчера, не было ни звёзд, ни луны. Воздух был сырым и каким-то застоявшимся — как будто он вошёл в погреб, который долгое время никто не открывал. Впрочем, оглядевшись вокруг, Роше заметил, что тумана здесь значительно меньше, чем в остальном лесу. Руины возвышались над ним, но это не угнетало — наоборот, казалось, что они действительно способны обеспечить ему защиту от происходящего в лесу, чем бы оно ни было. Стоя под высокими обвалившимися сводами, среди обломков колонн и разбитых лестниц, Роше впервые за несколько суток вдруг неожиданно почувствовал себя в безопасности. Впрочем, времени насладиться этим ощущением у него не было и он поспешил сосредоточиться на том, для чего он сюда пришёл — поиске сухих веток.
Вскоре он уже вернулся в зал с охапкой хвороста, и яркие отблески пламени замелькали по тёмным стенам. Йорвету явно становилось всё хуже. Резкие, контрастные тени, ложившиеся на лицо, ещё больше заострили его черты, дыхание было хриплым и тяжёлым, его трясло в ознобе.
Роше поспешно вытряхнул содержимое сумки прямо на поросшие мхом плиты пола и принялся перебирать бутылочки и склянки. В первую очередь в дело пошли остатки содержимого чудодейственного пузырька — обработать раны, пока Йорвет находится в полубессознательном состоянии, будет сложно, к тому же, у Роше не было уверенности в том, что он не сгорит от лихорадки до того, как остальные средства наконец подействуют.
К тому моменту, как Йорвет пришёл в себя, всё уже было готово. В пустом пузырьке Роше развёл водой немного краснолюдского спирта, чтобы промыть раны, подготовил нарезанную на полосы чистую ткань — перевязочный материал был тем единственным, чего у травницы было в достатке, но Роше на всякий случай решил прихватить и его. Йорвет некоторое время наблюдал за приготовлениями, затем встал, пошатываясь от слабости и принялся расстёгивать пряжку плаща. Его движения были неуверенными, видно было, что процесс даётся ему с трудом. В голове у Роше мелькнула мысль, что, наверное, стоило ему помочь, но он так и не решился сделать этого, продолжая уже в третий раз перечитывать записку, которую знахарь приложил к медикаментам (не то что бы это было действительно необходимо).
Наконец, Йорвет снял плащ, справился с застёжками куртки и снова устроился у колонны рядом с костром. Роше присел рядом, склонившись над ним и принялся аккуратно расшнуровывать ворот рубашки — ткань, пропитавшаяся кровью, успела присохнуть, и едва ли он смог бы избавиться от неё самостоятельно, не навредив себе. Смачивая кожу водой из фляги, он отделил особенно крупные волокна и наконец смог рассмотреть рану. Глубокая, но неширокая, с ровными краями она, похоже, была нанесена ударом достаточно длинного, узкого и острого лезвия. Значит, всё-таки мародёры. Роше примерно прикинул картину произошедшего: судя по всему, удар был нанесён сбоку, из «слепой» зоны. Судя по характерным порезам, пересекающим ладонь левой руки, Йорвет схватился ею за лезвие клинка и просто выдернул его из раны. Зная его характер, легко было представить, что дальше противник, скорее всего, получил этим же клинком по зубам. Роше смочил кусок ткани смесью воды и спирта и принялся обрабатывать рану. Йорвет терпеливо переносил эту малоприятную процедуру, лишь изредка вздрагивая и морщась от боли.
— Так всё же, что за проклятие лежит над этим лесом?
Задавая этот вопрос, Роше преследовал сразу две цели: во-первых, получить больше информации о том, с чем пришлось столкнуться, а во-вторых, идея потратить почти все имеющиеся у него медикаменты, спасая от гибели того, кому он не так давно был готов самолично свернуть шею, по-прежнему казалась ему издевательской, а тягостное молчание начинало здорово действовать ему на нервы.
— Когда-то давно, сотни лет назад, в этих краях было людское святилище. Храм, — начал Йорвет. — В нём поклонялись древним и суровым богам. Жрецы, жившие при этом храме, регулярно проводили в лесу свои ритуалы, часть из которых подразумевала жертвоприношения — разумеется, человеческие, — последнее слово он выделил голосом, подчёркивая таким образом то ли невероятную жестокость древних верований, то ли тот факт, что только люди — bloede dh’oine — могли додуматься до подобной мерзости.
— Впрочем, не все разделяли их взгляды. Из окрестных деревень периодически пропадали люди: молодые девушки и парни, зачастую, совсем ещё дети. Местные жители связали это с происходящим в святилище. Они явились туда, заперли снаружи все двери и окна и подожгли. Но не учли одного: ночь выдалась ветренной, кругом был лес, огонь распространился мгновенно, и вскоре загорелись и дома в их деревне. Спастись удалось единицам, а души погибших в том пожаре так и остались в лесу навечно. Жители местных деревень знают об этом и стараются лишний раз сюда не соваться. В любое время года этот лес окутан странным туманом, отсюда крайне сложно найти выход, а пробыв здесь слишком долго, можно запросто сойти с ума. По ночам лес наводняют призраки. Возможно, запертые в горящем святилище жрецы успели наложить какое-то проклятие, а может их удерживает здесь что-то ещё. Впрочем, — тут Йорвет усмехнулся, — Это только одна из версий. Также есть мнение, что никаких человеческих жертвоприношений эти жрецы не совершали, местные просто хотели ограбить святилище, а погубивший их пожар вспыхнул случайно.
— Большое спасибо за столь глубокий экскурс в историю веленских лесов, — саркастично поблагодарил его Роше, от души посыпав уже чистую рану порошком, призванным ускорить процесс заживления и не допустить распространения инфекции. — Придётся снять рубашку, чтобы я мог тебя перевязать.
С этим ему снова пришлось помочь — едва ли Йорвет смог бы снять её самостоятельно, не потревожив раны и не вызвав нового кровотечения. Накладывая повязку, Роше заодно проверил, нет ли на его теле других повреждений, требующих вмешательства. В ходе беглого осмотра ничего существенного он не обнаружил — пара свежих синяков соседствовала с десятком старых шрамов. Увидев один из них, Роше невольно усмехнулся. Именно его меч оставил несколько лет назад этот тонкий белый росчерк на рёбрах с левой стороны. Если бы не отличная реакция Йорвета, клинок вошёл бы ему прямо в сердце, но он успел увернуться в последний момент, и лезвие лишь вспороло кожу и слегка царапнуло кость. Когда они встретились в следующий раз, на Йорвете уже была тонкая кольчуга, весьма поношенная и явно снятая им с кого-то из убитых врагов.
Помимо боевых отметин, которые Йорвет носил на своём теле, Роше смог, наконец, рассмотреть целиком и его знаменитую татуировку. До этого он видел лишь ту её часть, которая обычно выглядывала из выреза одежды. Ствол дерева поднимался по рёбрам слева, выше груди расходясь несколькими ветвями с искусно прорисованными листьями, часть которых ложилась на плечо, часть — поднималась по шее с левой стороны и огибала её сзади, добираясь верхушкой до основания. Сам Роше, в отличие от парней из его отряда и Бьянки, татуировок не имел и то, что они набивали друг-другу по пьяни в память о совместной службе, конечно, не шло ни в какое сравнение с тем, что он увидел сейчас.
Закончив с плечом, он принялся за порезы на ладони. Роше решил продолжить начатую беседу и не упустил случая поинтересоваться:
— Откуда тебе всё это известно? Я имею в виду, все эти легенды, убежища, тайные тропы?
— Интересуюсь культурой цивилизации, с которой вынужден соседствовать. А что до тайных троп, то мы проторчали в этих самых руинах почти месяц во время этой вашей спецоперации три года назад.
«Эту их спецоперацию» Роше и спустя три года помнил, как сейчас. Йорвет и его «белки» тогда неплохо вложились в дело расового равенства (в том виде, в каком они его понимали), перебив охрану и спалив дотла расположенную в Купеческом квартале Вызимы лавку Маэса ван дер Берга — именитого торговца антиквариатом. Чуть ранее этот торговец оказался в центре довольно скандальной истории с участием какой-то эльфки. Их показания разошлись: он утверждал, что эльфка была проституткой, подкатила к нему вечером на улице, в ходе их общения попыталась подсыпать ему в вино какой-то наркоты и ограбить, а когда её замысел не удался — набросилась на него с кулаками. С её же слов выходило, что ван дер Берг сам пригласил её к себе под предлогом некоего предложения о работе в своей лавке, и попытался изнасиловать, а ей пришлось защищаться; проституцией же она в жизни не занималась. Огромный синяк под глазом у ван дер Берга укладывался в обе версии, и, в конечном итоге, всё свелось к её слову против его. Ван дер Берг задействовал все свои связи и эльфку повесили на главной площади, а через два дня вспыхнула его лавка.