Из нее вывалился телохранитель Фондетты. Фондетта сложился вдвое между сиденьями. Джекобс не стал тратить время на проверку у него признаков жизни. Для полной уверенности он приложил обрез к затылку и нажал курок.
От отдачи Джекобс отшатнулся на шаг. Не бросив даже взгляда на труп, быстро пошел в сторону ожидавшего его желтого «седана» и сел в него рядом с Хаймом. Как только захлопнулась дверца, машина рванула.
Когда полиция прибыла на место происшествия, «седан» был уже в реке, а Хайм, Джекобс и Джо Раппопорт направлялись в одну из забегаловок Джекобса, чтобы присоединиться к компании приятелей, которые поклянутся, что они не сходили с места весь этот вечер.
Было четыре утра. Прошло два дня, как уехал Руссо, и 24 часа с тех пор, как Паоло поднялся с постели и попробовал размять ноги. Он приободрился и потратил много времени, рассматривая апартаменты. После этого он слегка вздремнул. Теперь было четыре утра, а он слонялся от стены к стене в гостиной Руссо, дикий и беспокойный.
На диване, куда он перебрался из спальни, были подушки и простыни. Но их вид еще больше беспокоил его. Только обещание, данное Руссо, удерживало его здесь. За стенами кипит жизнь, и только там он сможет познать свой дальнейший путь.
Фондетта убит. Может быть. Линчем, а может быть, нет. Стычка на улице между людьми Фондетты и людьми Линча, один отправлен в больницу. Все, что случилось, вынашивалось здесь. Паоло это чувствовал. А он был заперт в квартире Руссо, словно заточенный в клетку дикий зверь.
Он метался по квартире, хотя нога еще болела и он хромал. Время от времени он пропускал глоток виски. Это в нем было новым. Раньше он редко употреблял крепкие напитки.
К четырем утра Паоло прикончил полбутылки. Он не опьянел: единственным эффектом было какое-то томление в груди, стремление что-то сделать. Он мог твердо сказать, что ему нужно сделать. Его цель существовала, и его было не остановить.
Паоло залез в бар, чтобы еще выпить, когда вошла Тори, закрывшая на ночь входную дверь в забегаловку. Она взглянула на него, и он заметил усталые тени у нее под глазами.
– Почему ты еще на ногах?
– Потому что не хочу спать, – огрызнулся он и быстро отвернулся от нее. Ее присутствие возбуждало его, что было очень приятно, и, как только он убедился в этом, он стал избегать смотреть на нее.
– Рада видеть тебя в прекрасном расположении духа, – протянула она и сбросила туфли. Это сразу сделало ее маленькой по сравнению с ним.
– Где этот чертов Дом? – прорычал он.
Тори вздрогнула.
– Не беспокойся, он вернется.
– Не сомневаюсь. Но когда?
Она задумчиво посмотрела на него.
– Да, действительно хорошее расположение духа. – И вышла в спальню, не закрывая дверь.
Паоло налил полстакана виски и отошел с ним к окну. Он стоял и вглядывался в ночь, когда вернулась Тори. Паоло повернул голову, чтобы взглянуть на нее, и увидел, что она переоделась в черную шелковую пижаму, глянцево блестевшую в тех местах, где были выпуклости ее аппетитной фигурки. Он снова вернулся к столу и сделал глоток.
За его спиной Тори плеснула себе коньяку и села на диван, служивший Паоло кроватью. Она смаковала коньяк и изучающе смотрела на его широкую спину.
– Ради Бога, Паоло, сядь и отдохни.
– Не нужен мне отдых. Я должен выбраться отсюда к черту.
– Куда?
Он продолжал смотреть в окно, не отвечая, так как ответа у него не было. Она некоторое время помолчала. Когда она заговорила снова, в ее голосе слышалась печальная мягкость:
– Расскажи мне о своей жене и детях.
Он напрягся.
– Нечего об этом рассказывать.
– Уверена, что есть. И многое. Ты должен перед кем-то выговориться. Пусть это будет передо мной.
Он повернулся и посмотрел на нее. Лицо у нее было мягким, а в глазах светилась какая-то мудрость, и ему стало не по себе. И еще невозможно было отвести глаз от ее грудей, вздымающихся от дыхания.
– Одень что-нибудь еще, – проворчал он, – халат, что ли.
Она без улыбки внимательно смотрела на него.
– Раньше тебя это не волновало.
– Тогда я был слишком слаб, чтобы замечать. Одень что-нибудь.
– О'кей, – она встала и, без улыбки, стала расстегивать пуговицы.
– Не делай этого, – проскрежетал Паоло.
Ее пальцы застыли у последней пуговицы, глаза впились ему в лицо, очень большие и очень ясные.
– Ты как замороженная глыба льда. – Голос ее был низким. – Если кто-нибудь тебя не растопит, ты рискуешь заболеть.