Невозможно было быть более счастливыми, чем эти двое, они спокойно сейчас могли оглядываться на те дни, когда их будущее, сейчас такое прекрасное, казалось им сумрачным и туманным и по крайней мере один из них чувствовал себя пленником, которому удалось убежать из тюрьмы.
— Иногда мне кажется, что жизнь моя с тобой — это один бесконечный прекрасный сон, — сказала Лу мужу. — Моя жизнь достаточно прекрасна и удивительна для этого.
И теперь, объехав всю Шотландию и исследовав Ирландию от Джиант Козвэй до утесов Мохера, мистер и миссис Лейбэн вернулись в Лондон, и здесь между ними произошел серьезный разговор по поводу начала упорной трудовой жизни в одном из тех прекрасных домов в Южном Кенсингтоне, где любили поселяться художники.
Лу говорила своему мужу о том, что пришло время начинать свою карьеру. Похвала его последней картины могла разжечь желание схватиться за работу и у человека более спокойного, чем Уолтер Лейбэн. Ему просто было необходимо для начала работы, чтобы его считали гением. Его любовь к искусству не позволяла ему выпускать из рук карандаша, и он значительно поднялся в своем мастерстве за последние три года, но такие комплименты жены вдохновляли его с необычайной силой. Сейчас он стал более спокойным после той встречи с Флорой, ведь знание того, что он в долгу перед дочерью Марка Чемни приносило ему много беспокойства. Невозможность ясно мыслить прежде охраняла его от попыток объяснения с Флорой после его возвращения из страны смерти к реальной, полной обязательств жизни. Флора была замужем и счастлива, говорил он себе. Значило ли для нее что-нибудь то, жив он или мертв? Что же касается доктора Олливента, который, быть может, и имел некоторые угрызения совести по поводу той борьбы на утесе, то, возможно, ему и следовало пострадать немного за ту вспышку дурных страстей. Так и шло время, и Уолтер Лейбэн не подавал никаких знаков и лишь когда он узнал о последствиях своего поведения из разговора с Флорой, когда он увидел ее лежащей у его ног и услышал, как она страдала из-за него, только тогда он осознал всю тяжесть своего греха. Он бы многое дал, чтобы загладить свою вину, но при прощании Флора вела себя так, что у него не оставалось надежды на дружбу с ней в будущем, да и кроме того, он и доктор Олливент никогда бы не смогли поладить друг с другом, всегда между ними царили бы ревность и непонимание.
«Что разбито, не склеить!» — сказал мистер Лейбэн себе со вздохом.
Художник и его жена прибыли в Лондон спустя несколько дней после переезда Гарнеров с Войси-стрит, и пока Уолтер обедал со своими друзьями по искусству в клубе, Лу отправилась в Кэмбервелл и провела вечер с Джарредом и миссис Гарнер в их новом доме, имеющем, как и всякое жилище, в котором только что поселились, своеобразный шарм, скрывающий возможно существующие в нем небольшие дефекты. Даже Луизе понравился маленький аккуратный домик на краю канала. Это было уединенное место и здесь не было шумно, как на Войси-стрит, где летними вечерами порой казалось, что жители обитают исключительно на своих крылечках: женщины стоят группами и сплетничают с таким важным выражением на лицах, как будто от них зависит судьба нации, дети сидят на низеньких ступеньках или бегают ватагой. Этот же коттедж был уединен, окнами он выходил на небольшую лужайку.
Для Лу было очень необычно сидеть в маленькой гостиной, пить чай и чувствовать себя в центре внимания, как будто она была принцессой, а вокруг нее собрались ее подданные. Миссис Гарнер рассматривала свою внучку с восторгом, граничащим, пожалуй, с религиозным благоговением, она ощупывала платье, рассуждала о его цене, высказала свое суждение о мальтийских ленточках, которые Лу носила с поистине королевской беззаботностью.
— Я полагаю, твоя служанка донашивает твои платья, — отметила миссис Гарнер со вздохом, — и думает за бесценок купить твои кружева и ленточки.
— Я не настолько экстравагантна, чтобы разбрасываться настоящими кружевами, бабушка, — ответила Лу, — но моя служанка действительно донашивает некоторые из моих платьев. Видишь ли, я не хотела обидеть тебя предложением забрать мои поношенные платья, но если тебе действительно так нравятся они…
— Нравятся, Луиза! — воскликнула пожилая леди, — я никогда не видела более прекрасных платьев и когда ты поносишь их столько, сколько захочешь, то и тогда, если бы они оказались у меня, я была бы безумно счастлива.
— Тогда ты получишь их, бабушка, и я обещаю тебе не занашивать их. Но я хотела бы поносить это платье чуть дольше, поскольку оно очень нравится Уолтеру, — добавила Лу, покраснев, как будто говорила о любовнике, а не о муже.