Павел произвел на нее благоприятное впечатление. Но чем конкретно понравился он ей? Она была в таком состоянии, что не смогла бы сформулировать.
Пожалуй, больше всего понравились его внимательные глаза. Мягкий тон. Его спокойная манера разговора контрастировала с широкими плечами Павла и огромными его кулаками. Таня сразу безотчетно почувствовала, что такому человеку можно доверять. Больше того: ему, казалось, можно вверить свою судьбу.
Выйдя из здания, где помещался офис Павла, Таня принялась беспомощно озираться. В этом районе Москвы она бывала не раз. Все казалось ей смутно знакомым. Но сейчас Таня не могла сообразить, где она находится, как ей выбраться отсюда. И где ее дом.
Она встряхнула головой, сделала над собой усилие и вдруг поняла, что отсюда – всего минут семь езды до дома ее матери. И ей вдруг отчаянно захотелось – так же, как в раннем детстве, когда обида или детское горе переполняли ее, – прибежать к матери, уткнуться в нее и выслушать бессвязные, ласковые слова сочувствия.
Татьяна отогнала слезы, сдерживаясь из последних сил, и подняла руку, подзывая такси. Остановилась машина, Таня села и назвала адрес мамы. Откинулась на заднее сиденье и закрыла глаза. И едва ли не тут же провалилась в сон.
Прошедшую ночь Таня не спала. Разве можно уснуть в камере, где на восемь нар – тридцать заключенных женщин! Где стоит невыносимая жара – наверное, все шестьдесят градусов. Дышать нечем. Кашель, стоны... А эта вонь!
От параши, от женщин, от белья, сушащегося на веревке под потолком... "Дура я дура, – думала Таня. – Я третьего дня квартирами нашими брезговала. Все о вилле своей вспоминала. Сейчас бы растянуться – хоть на жестком диване, хоть на полу.
Остаться одной, завернуться в чистое белье, провалиться в блаженный сон..."
Весь вчерашний день ее допрашивали. В основном следователь – полная, потеющая тетка в очках. Ее глаза под сильными стеклами-лупами были словно щелочки. Едва Таню ввели в ее кабинет, она уже смотрела на нее с неприязнью.
Метод допроса был: по двадцать раз повторять, в разных формулировках, одни и те же вопросы. Под конец Таня уже не соображала, что говорит. Отвечала, как автомат. Видать, следовательша того и добивалась: чтобы Таня потеряла контроль над собой и что-то выболтала. Слава богу, хоть не били. А Таня с ужасом ждала этого...
Когда сегодня рано утром ее освободили под залог и подписку о невыезде, краски летнего московского утра, мягкий ветерок, солнце и свобода ошеломили ее.
Она не верила своему счастью: дышать всей грудью. Идти куда хочется. Каким милым казался ей обыкновенный солнечный свет!
Она не знала, какие титанические усилия предпринимали мама и отчим, бывший кагэбэшник, чтобы сначала найти ее, а потом добиться освобождения.
Сколько хлопотали они, чтобы собрать необходимую сумму для залога. Она даже не представляла себе, кому только не звонил Валера, в каких только кабинетах не побывала ее пробивная мамми! То, что ее выпустили, было настоящим чудом. Чудом, которое сотворили ее родители.
Первой же мыслью Тани после того, как она почти бегом вылетела из здания тюрьмы и сразу же оказалась на яркой, веселой московской улице, где ничто не напоминало о неволе, было: бежать! Бежать! Тут же нестись в Шереметьево и лететь из страны куда глаза глядят. Если она еще раз окажется в тюрьме, то... Нет, в самом деле – лучше смерть. Если ее снова придут арестовывать... Она не вынесет этого. Лучше самой выпрыгнуть с балкона.
Бежать, бежать! Но она остановила себя: с нее же взяли подписку о невыезде. А это значит, что все пограничники занесли ее в черный лист и из страны не выпустят. Ей нельзя даже выезжать из Москвы. Она, с ее умом, деньгами, красотой и талантом, стала заложником этой долбанной, преступной, жаркой столицы!
Чуть не плача, она позвонила тогда из автомата отчиму. Как всегда, его спокойный голос оказал на нее благотворное действие. Валера успокоил ее.
Рассудительно сказал, что произошло недоразумение. Оно обязательно скоро разъяснится. (В его голосе сквозила непоколебимая уверенность.) А чтобы власти разобрались быстрее, им надо помочь. И для этого, сказал отчим, ей следует обратиться к частному детективу. Он порекомендовал одного: безусловно честного, как сказал Валерий Петрович, и очень дельного – Павла Синичкина. «Езжай к нему прямо сейчас», – посоветовал отчим.
Таня, держась из последних сил, поехала к детективу – только забежала домой принять душ (ах, какими сладкими, какими нежными были эти водяные струи!).
И вот сейчас, после встречи с Павлом, держась из последних сил, она подъезжала к маминому дому, мечтая только об одном: как свернется калачиком под чистыми простынями, а мама будет сидеть на диване рядом с ней и тихо гладить ее по волосам.
Расплатившись с таксистом, она вошла в подъезд (у нее были ключи от маминого дома). Машинально достала из почтового ящика свежую газету;
Так же машинально, словно робот, в лифте развернула ее. Один из заголовков внизу страницы, там, где печатались самые «жареные» сообщения, будто ударил ей в глаза:
МИЛЛИОНЕРША ИЗ ФРАНЦИИ ОБВИНЯЕТСЯ В ЖЕСТОКОМ УБИЙСТВЕ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНЕЙ Не веря глазам, она принялась читать. "Вчера в Москве была арестована 26-летняя Татьяна Садовникова. Она обвиняется в жестоком убийстве, совершенном на квартире ее друга, журналиста известной молодежной газеты Дмитрия 77. Как предполагает следствие, Татьяна Садовникова заглянула во внеурочный час «на огонек» к своему интимному другу Дмитрию П. и застала его в постели с 17-летней Ольгой К. В припадке ревности Садовникова взяла нож и нанесла Ольге К. несколько жестоких ударов. От полученных ран несчастная жертва скончалась на месте. Ее незадачливый любовник, видимо, испугавшийся содеянного своей постоянной любовницей, с места преступления скрылся. Московская милиция объявила его во всероссийский розыск.