Стогов молчал. Что он мог сказать?
– Ты думаешь, они с самого начала все спланировали?
– Вряд ли. Скорее уж, так совпало. Помните, как все началось? Из театра пропал карлик-актер. По ходу дела Осипов тогда узнал про сокровища. Не думаю, что он отнесся к истории всерьез. Скорее всего, сперва любопытства ради просто стал наводить справки. А когда выяснилось, что тайник расположен под дном Невы, а работами по прокладке тоннеля руководит его брат, глупо было не попробовать. Он и попробовал.
– Вот сука, – повторил майор.
Что конкретно теперь со всем этим делать, Стогов не понимал. Майор, судя по всему, тоже. План был понятен лишь в общих чертах. Спуститься в тоннель. Попробовать заставить их говорить. Кто бы мог подумать, что в результате оба они окажутся запертыми в клаустрофобически тесном лифте, а часы на мониторчике телефона станут показывать, что жизнь их кончится через несколько минут? Вернее, уже через несколько секунд.
– Ты, говорят, встречаешься с той блондинкой из аппарата генерала? – спросил майор.
– Кто говорит?
– Все говорят. Думаешь, можно встречаться с самой красивой девушкой Управления и тебе никто не станет завидовать?
– Больше уже не встречаюсь.
– Сволочь ты, Стогов.
– Почему это я сволочь?
– Зачем ты бросил такую хорошую девушку?
– Не в этом дело. Никто никого не бросал. Просто оказалось, что дальше встречаться мы не можем.
– Я и говорю: сволочь ты, Стогов.
Он вздохнул. Вернее, попробовал вздохнуть. Казалось, будто легкие сейчас взорвутся.
– Помните, у генерала в приемной вечно сидит такой симпатяга-парень? Что-то типа его адъютанта? У него еще такие нереально голубые глаза. Они с Александрой планировали пожениться. Все было серьезно. И тут появился я.
«А-а-а», – сказал майор. Потом подумал и спросил:
– Если ты хочешь жить с ней, и она хочет жить с тобой, то при чем здесь этот адъютант?
– Не могу я так….
Майор подумал еще.
– И что ты станешь делать? Снова пить и через большие окна кафе смотреть на дождь?
– Нет.
– А что тогда?
– Умру сегодня в этом лифте и делу конец. А Александра со своим адъютантом пусть живет дальше.
Стогов закрыл глаза. Сегодня утром он проснулся оттого, что ему показалось, будто осень кончилась и, если выглянуть в окно, то там будет лежать снег. Кислорода в кабине не осталось, похоже, совсем.
Он лег на грязный пол лифта и умер. Вся предыдущая жизнь показалась ему неправдоподобным сном. И все, что было дальше, – тоже.
Как именно спасатели выпилили дверь лифта, вспомнить майор потом так и не смог. Но вот гулкий стук их каблуков по тоннелю, когда носилки поднимали наверх, запомнил хорошо. У спасателей были широкие сильные спины, и какое-то время видел он только их. А потом, уже когда его вынесли из тоннеля наружу, увидел вдруг, что дождь кончился.
Вернее, все было не совсем так.
Сперва лифт неожиданно дернулся. Снаружи что-то загудело… первый раз за три часа, которые они провели в тесной кабине… и лифт дернулся. Майор приоткрыл глаза и прислушался. Ничего не происходило… некоторое время не происходило совсем ничего, а потом лифт дернулся еще раз и рывками двинулся наверх. Иногда он замирал, и тогда майору казалось, что все это бред, но спустя секунду лифт начинал снова ползти… лифт упрямо полз наверх… и продолжалось это не просто долго, а ОЧЕНЬ долго… а потом лифт все-таки встал и снаружи послышался противный визг болгарки. Ничего приятнее этого звука майор не слышал ни разу в жизни. Визг означал, что добрые и сильные мужчины-спасатели взрезали дверь.
Яркий свет, ворвавшийся в кабину, был прекрасен. Свежий воздух, ворвавшийся вместе с ним, был еще прекраснее. Никому, кроме майора, этот воздух не показался бы свежим, а свет ярким. Но для него эти свет с воздухом означали жизнь. Еще какое-то время жизни. И пусть когда-то потом, когда-то в будущем, эта жизнь все-таки кончится… пока она будет по-прежнему продолжаться.
(Он все-таки сделает своей жене ребенка…
И уедет с ними двоими, с женой и новорожденным ребенком, туда, где тепло…)
За мускулистыми плечами спасателей показался сдвинутый на одно ухо берет защитного цвета. Ну да, разумеется, это был их генерал. Старый, седой, еле держащийся на ногах, с обвислой кожей щек и артритными кистями рук, торчащими из манжет камуфляжной куртки. Но, как и раньше, всегда появляющийся вовремя.
Опершись о стену, майор поднялся на ноги, одернул куртку и попробовал отрапортовать: