Кстати, вспомнила Ливия, именно в те дни, несмотря на внезапно вспыхнувшую общую любовь к Агриппе, многие намекали, что после его возвращения неплохо было бы задать ему несколько вопросов насчет загадочной смерти Марцелла. Ливия ничего не хочет утверждать, но суть отдельных слухов была в том, что Марцелла отравил именно Агриппа. Чтобы жениться на Юлии.
Так вот, Ливия одна была вынуждена решать сложнейшую государственную задачу: во что бы то ни стало восстановить порядок, и с наименьшими жертвами. Все что угодно, только не кровь! Ей было достаточно приказать полку стражи, состоящему из отборных пленных германцев, — и те быстро бы привели народ в чувство. Но отдать такого приказа Ливия не могла. Ей пришлось проявить поистине гениальную находчивость и потратить много сил, чтобы уговорить Августа простить старую обиду, вернуть Агриппу с Лесбоса и отдать ему в жены Юлию. Вот так обстояли дела.
Да, конечно, идя на этот шаг, Ливия словно приносила в жертву обстоятельствам надежды на Тиберия и свои собственные надежды. Но разве не так поступила бы любая мать? Благополучие державы — прежде всего. Ливия отбросила прочь все личные притязания — и в результате от этого выиграли все. Выиграл Рим, потому что беспорядки с возвращением Агриппы плавно перешли в празднование по случаю его свадьбы с Юлией. Выиграл Август, вновь обретший народную покорность и вернувший себе друга и даже породнившийся с ним. Можно сказать, что выиграла Юлия: хотя Агриппа не совсем был ей пара, но зато сумел сделать ее почтенной матроной и матерью пятерых чудесных малышей, и имя ее внесли в особый сенатский список.
Проиграл лишь один Тиберий. Его тогдашняя поспешная женитьба на Випсании — шаг отчаяния. Или добровольное наказание, принять которое побудило Тиберия его благородное сердце. Женившись на дочери Агриппы (почти ровесницы Юлии), он словно стремился заменить ей отца, занятого играми с молодой женой.
Юлия слушала Ливию, затаив дыхание и не веря своим ушам. Она, всегда державшаяся от политики подальше, и помыслить не могла, какие скрытые силы руководили ее судьбой.
Было немного обидно чувствовать себя игрушкой в чужих руках, даже таких ласковых, как руки Ливии.
Но это неприятное открытие не столько огорчило Юлию, сколько заставило ее по-новому взглянуть на Тиберия, который раньше ей не нравился. Может быть, когда-то, в раннем детстве, он и не был противен веселой и смешливой Юлии, тем более что был на пять лет ее младше. Но потом, когда вырос и оформился в замкнутого угрюмца, вызывал в ней лишь брезгливое сожаление. О, как она заблуждалась на его счет!
Ведь он, беззаветно любящий Юлию всю жизнь, оказывается, был такой же игрушкой в руках судьбы, как и она сама. И — какое благородство — ни разу не потревожил ее своей назойливостью, потому что считал себя не вправе этого делать! В сердце Юлии загорелся огонек — поначалу крохотный, обозначавший, по-видимому, только сочувствие, но потом, особенно тогда, когда Ливия, как бы забыв о Тиберии, прекратила всякие разговоры о нем и полностью переключилась на заботу о маленьком Агриппе Постуме, — этот огонек, щедро питаемый воображением Юлии, разросся в целый факел. В один прекрасный день Юлия поняла, что любит Тиберия, любит настолько сильно, что не может жить без него. Она набралась смелости и сама заговорила с Ливией о возможности их с Тиберием брака. Не наносит ли это в очередной раз ущерба государственным интересам?
О нет, конечно нет, заверила ее Ливия. От такого брака вреда не будет. Получит развод Випсания, которая давно поняла, что не любима мужем, и тяготится своей участью. Приблизив к себе Тиберия женитьбой на своей дочери, Август, образно говоря, обретет правую руку в управлении государством — в частности провинциями, которыми Тиберий умеет распоряжаться так же ловко, как горшечник своими горшками. Дети Юлии, внуки Августа, получат надежного защитника — и особенно Гай и Луций как возможные преемники императора. И даже народ будет радоваться, потому что он всегда радуется, если по случаю императорских торжеств получает подарки и угощение. Но для такого всеобщего счастья существует одна серьезная преграда.
Юлия с необычайной живостью поинтересовалась: «Что же это за преграда?» «Август», — просто ответила Ливия и ненадолго сделалась грустной. «Но почему он будет против?» — удивилась Юлия. «Потому, что не любит моего старшего сына, моего бедного Тиберия», — отвечала Ливия. Видно было, что для Ливии такое отношение Августа к Тиберию — давняя незаживающая рана.