Судебные процессы и выступления перед сенатом хоть и отнимали много сил, но были не самой трудной его обязанностью. В те годы несколько раз подряд случился неурожай — и именно Тиберий как квестор должен был обеспечивать снабжение Рима хлебом и всякими другими продовольственными припасами. Для этого ему приходилось постоянно находиться в разъездах — так часто, что ночевки в лесу и в открытом поле, стычки с отрядами жителей провинций, оберегавших свое добро, стали для Тиберия такими же неотъемлемыми приметами образа жизни, как для большинства римских граждан посещение бани или цирка. В то время, когда другие услаждали душу дружескими беседами и философскими спорами под плеск теплой воды или глазели на поединки гладиаторов, Тиберий объезжал самые глухие углы разных провинций — в надежде найти укрытое от конфискации зерно или припрятанное в лесу овечье стадо, ругался и спорил с многоопытными и циничными префектами, придерживающими хлеб, по нескольку раз за ночь лично проверял караулы своего войска, чтобы не быть застигнутым врасплох охотниками до собранной им с таким трудом добычи. С тех пор в душе Тиберия возникла стойкая нелюбовь к традиционным городским развлечениям — боям гладиаторов, играм и скачкам колесниц.
Успешно выполнив очередное задание, он, почти никогда не слыша благодарности, тут же получал следующее. Пока все это были гражданские дела, исполнять которые было долгом и священной обязанностью каждого римлянина. И то, что Тиберию выпадало исполнять свой гражданский долг гораздо чаще, чем другим, — само по себе было наградой. Впрочем, он никогда и не жаловался, и не требовал наград.
Одним из тяжелейших и опаснейших дел, порученных ему Августом, была инспекция поместий и обследование эргастулов, принадлежавших богатым гражданам. В эргастулах — хорошо укрытых от посторонних глаз полуподвальных помещениях — обычно содержались рабы; в ином поместье число их доходило до тысячи человек. Но раб, самое дорогое из всех орудий, стоил несколько сотен тысяч сестерциев, и предприимчивые хозяева, чтобы не тратиться попусту, ловили по дорогам, а то и по небольшим городам свободных граждан — и превращали их в рабов. Помещенный в эргастулу вместе с другими рабами, такой свободнорожденный гражданин был лишен всякой возможности передать на волю весточку друзьям или родственникам, которые могли бы за него заступиться или хотя бы выкупить его у жадного хозяина. Чтобы надежнее хранить свои тайны и держать в повиновении все новых и новых рабов, хозяева вынуждены были создавать свои небольшие армии — весьма боеспособные, ибо в случае обнаружения свободных людей в эргастулах охрану эту ждала бы такая же печальная участь, как и хозяина.
Отлов свободных людей стал настоящим бичом, жестоко полосующим Италию. Проблема из уголовной переросла в государственную, и Август, осознав всю ее глубину (и опасность для себя самого, потому что чернь, живущая в вечном страхе на родной земле, могла потребовать себе нового, более заботливого императора), издал указ о немедленном обследовании эргастулов, освобождении незаконно удерживаемых и наказании преступных рабовладельцев. Тиберия назначили главным исполнителем этого указа.
Ему было не привыкать, и всю кампанию он провел, по обыкновению, успешно, проявив скрупулезность (ни одно поместье не было обойдено вниманием) и жестокость в подавлении любых попыток сопротивления, — а они возникали почти всегда. Если приходилось сражаться с помещичьей армией, Тиберий не прятался за спины своих солдат, всегда возглавлял наступление и рубился наравне со всеми. Сенат не успевал рассматривать дела провинившихся помещиков, а Тиберий присылал в Рим под конвоем все новых и новых. Меньше чем через полгода он наконец смог доложить Августу, что его указание исполнено, и свободные граждане теперь могут свободно разгуливать по дорогам Италии.
За совершенную работу наградой Тиберию была его первая военная должность войскового трибуна (присужденная сенатом единогласно) и участие в кантабрийском походе, закончившемся победой. А вскоре после окончания похода он был направлен в Малую Армению, чтобы вновь посадить на тамошнем троне свергнутого царя Тиграна, угодного Риму. Там Тиберию впервые пришлось столкнуться с военной силой Парфянского царства, и он по достоинству оценил ее, увидев с тех пор в парфянах едва ли не самую большую угрозу спокойствию Римской империи. Но как бы то ни было, а грозные парфяне после нескольких месяцев почти непрерывных сражений все-таки отступили перед тяжелой основательностью полководца Тиберия и его легионов. Царь Тигран был заново коронован Тиберием собственноручно — в римском лагере, перед войсковым трибуналом, под приветственный грохот множества мечей о щиты: так солдатам было приказано выражать свой восторг.