И когда враги, примкнув к Друзу Младшему, таким образом выдадут себя, расправиться с ними не составит труда. В законах, принятых за последнее время сенатом, не осталось ни одной лазейки для преступников, нырнув В которую они могли бы избежать кары. Даже древний обычай убежища в храмах, делавший каждого укрывшегося там свободным от наказания, был отменен. Тиберий одобрил этот дальновидный план, выступил в сенате, и когда эдикт был утвержден и обнародован — убедился, что количество врагов велико и среди сенаторов, и среди римских граждан, встретивших известие о трибунстве Друза Младшего ликованием. Все знали о добрых отношениях его с Агриппиной и решили, что Тиберий таким образом дает понять, что прекращает преследовать семью Германика и даже обеспечивает ей покровительство.
Вскоре после того, как Друз Младший приступил к своим обязанностям, Сеян доложил Тиберию о высказываниях его сына, якобы имевших место на дружеских пирушках: Друз Младший вовсю хвастался тем, что скоро станет императором и уж тогда отомстит за все обиды, нанесенные лично ему и его родственникам. И при этом он не очень возражал, когда собутыльники предлагали действовать, чтобы приблизить день его воцарения на императорском троне. Тиберий был очень встревожен и благодарен Сеяну. Он пообещал ему установить еще несколько его статуй в Риме и добиться от сената, чтобы день рождения Сеяна отмечался как национальный праздник. После этого Сеян решил, что настал подходящий момент.
И случилось так, что Друз Младший, придя домой в неурочный час, посреди дня, застал в своей спальне Сеяна и Ливиллу. Они, судя по всему, только что закончили предаваться любви: Сеян (он был в военной форме и при оружии) едва успел одеться, а Ливилла лежала в постели обнаженная и усталая. Она при виде мужа не пришла в смятение — лишь прикрылась тонким одеялом и, казалось, с любопытством ждала, что же будет дальше.
К ее удивлению — и Сеяна также — не пришел в смятение и Друз.
— О, как мило! — сказал он, — Мне уже много раз сообщали, что у вас интрижка, да я и сам догадывался. Собственно говоря, плевать мне на тебя, Ливилла, наш брак давно изжил себя. Я бы смотрел сквозь пальцы на твои шалости. Но теперь, раз уж нужно как-то высказаться мне, обманутому мужу, то хочу сначала тебя спросить: почему ты выбрала именно это ничтожество? В Риме так много достойных людей — этот твой Сеян и мой папочка их еще не всех извели. Неужели тебе настолько изменил вкус, что ты даришь свои перезрелые ласки этому негодяю, который закончит жизнь в Тибре?
Сеян сделал шаг к Друзу, схватившись за рукоять меча, но, как бы вспомнив о трибунской неприкосновенности, остановился. Друз ни малейшего внимания на эту мнимую угрозу не обратил. А Сеян просто не верил своим ушам: надо же, такая удача, в присутствии Ливиллы произнесено тяжелейшее оскорбление в адрес императора!
— Приди в себя и замолчи, муженек, — вдруг произнесла Ливилла. — Не тебе судить о достоинствах Сеяна. Судя по тому, что ты сейчас сказал, в тебе нет и части того благородства, какое есть у него. Надо же — ты обвиняешь меня в том, в чем сам виноват! Наш брак себя изжил только потому, что ты ни о чем другом, кроме как о власти, не думаешь. Сеян, ты ведь слышал, как он поносит Тиберия? Это он делает в моем присутствии каждый день!
— Это очень дурно, Друз Цезарь, — зловеще проговорил Сеян, — Я много видел преступников и много слышал разных гадостей, но в твоих устах высказывания против императора, твоего отца и благодетеля, выглядят особенно отвратительно.
Несколько мгновений Друз пытался осмыслить сказанное. Он переводил взгляд с жены на Сеяна и обратно. Наконец до него дошло, кто его обвиняет и в чем.
— А, вот вы куда клоните! — воскликнул он, — Ну что же — готовьтесь к Гемониям! Я застал вас на месте преступления и докажу это. Сейчас пойду к отцу. Но сначала…
Он трижды хлопнул в ладоши.
— Эй, кто там? Немедленно ко мне!
Друз хотел позвать старшего дикторской стражи, чтобы тот смог стать свидетелем и подтвердить его обвинение против Ливиллы и Сеяна. Послышались шаги, при звуке которых Сеян почему-то ухмыльнулся, и в спальню вошел незнакомый