Тем временем Сеян, испуганный тем, что вызывает у императора подозрения, резко оборвал отношения с Ливиллой, известив ее об этом коротким и невежливым письмом. Ливилла, ничего не знавшая о том, что Сеян просил у Тиберия ее руки (надеясь на положительный ответ, Сеян хотел, чтобы Ливилла считала их брак его личной заслугой), принялась искать с ним встречи для объяснения. Он избегал ее, это было нетрудно сделать, зная о всех передвижениях Ливиллы. И тогда она начала писать Сеяну письма.
Черновики писем попали в руки Антонии. Ливилла жила со своей матерью и не слишком заботилась о сохранении их с Сеяном тайны, считая Антонию выжившей из ума старухой, которая ничего не поймет в письмах, даже если и прочитает их, — незаконченные письма, то угрожающие, то жалобные, валялись по всему дому. Но Антония все поняла. Ей стало ясно, что Ливилла подсыпала яд своему мужу, Друзу Младшему, чтобы выйти за Сеяна. И разумеется, не по любви, а для того, чтобы легче было плести заговор против императора Тиберия. Старуха была поражена: ее дочь — убийца своего мужа и грязная заговорщица! По закону человек, убивший своего близкого родственника, подлежал страшной казни — его зашивали в мешок вместе с четырьмя животными, считавшимися примером непочтительности к своим родителям и близким: обезьяной, собакой, петухом и змеей. Антония пришла в ужас, когда осознала, что Ливилла достойна такой страшной казни — утопления в мешке с этой нечистью. Она поняла, что рано или поздно Тиберию все станет известно. И спасти Ливиллу от позора можно было только одним путем: выпросив у императора разрешение убить Ливиллу самой.
А чтобы получить такое разрешение, Антония обязана была сообщить Тиберию о своей дочери и Сеяне.
Она знала, что Тиберий в последнее время потеплел к ней. И попросила его о свидании — пришлось это делать через Сеяна, но Антония объяснила так: она чувствует приближение смерти и хочет попрощаться с императором, чтобы поблагодарить его и поручить заботу об оставляемых ею детях и внуках. У убитой горем Антонии был такой больной вид, что Сеян ей поверил.
И почти одновременно Сеяну решила отомстить Апиката — бывшая его жена, брошенная им ради Ливиллы. Это была глупая женщина, и она не понимала, что делает. Ревность еще больше ее оглушила. Способ, которым Апиката сумела переправить свой донос на Капри, был прост: у нее имелось несколько родственников среди преторианских гвардейцев, и один из них, соблазненный хорошей платой (Апиката еще пообещала ему отдаться, если он выполнит ее просьбу), провез письмо на остров, когда сопровождал Сеяна, — и незаметно подбросил Тиберию в дом.
Тиберий вызвал на остров Калигулу.
Кассий Херея всегда был рад видеть своего любимца.
— Мог ли я подумать, Калигула, что когда-нибудь стану с тобой обедать за одним столом? — спрашивал он и смеялся, глядя, как Калигула наливает ему вина, — Я ведь помню тебя еще вот таким — ростом как раз с сапожок!
Обед проходил в доме Калигулы, и обедавших было только двое — хозяин и его гость. Чтобы Сеян не придавал этому обеду большого значения, Калигула приглашал и его, зная, что тот, не любящий ни Калигулу, ни Кассия, откажется.
Впрочем, он мог и не отказываться, потому что результат обеда для Калигулы был бы один и тот же — что с Сеяном, что без него. И все закончилось бы, как и положено хорошему обеду с вином, — сытой отрыжкой, поглаживанием живота и отсутствием каких бы то ни было важных решений.
Дело заключалось в том, что прямодушный Кассий Херея не понимал намеков. Говорить в открытую с ним Калигула опасался — слишком важное затевалось дело — и, подливая гостю вина, старался прощупать его, выяснить, сможет ли Кассий, не задумываясь, поднять руку на командира? А Кассий, хоть и не очень высоко ценил Сеяна, и даже презирал его за жестокость, но отношение к начальнику гвардии выражал по-солдатски просто: командир есть командир, и этим все сказано.
— Твой отец, Калигула, был лучшим моим командиром — не в обиду будь сказано нашему императору, да продлятся его счастливые дни! — говорил Кассий, — Но такие, как твой отец, рождаются раз в сто лет, если не реже — не в обиду тебе будет сказано, Калигула, да сопутствует тебе во всем счастье и удача! А наше дело — подчиняться командирам и оберегать их, вразуми их Юпитер!