— Спасибо, капитан. Так вы говорите?..
— Да, дело продвигается туго. У меня на этом расследовании задействованы три детектива, но пока без толку. Подводит отсутствие развитой телекоммуникационной инфраструктуры: мы до сих пор не получили досье на пропавших без вести из других регионов страны.
— Да, это большая проблема…
— А вам, мой дорогой Силанпа, удалось напасть на чей-то след?
— Да тоже глухо, — соврал он, откашливаясь. — Если честно, еще только приступаю к работе. А по поводу моей машины ничего не прояснилось?
— Вот в этом мы действительно продвинулись! Могу сообщить вам, дорогой мой, что в настоящее время проводится изучение отпечатков пальцев и анализ вещества, оставленного на водительском сиденье. Какое свинство, кстати говоря!
— А это даст какую-то полезную информацию?
— Конечно! Я пришел к заключению, что мерзость подобного рода может быть произведена только путем сварения в желудке твердой пищи, а потому приказал отнести ее в лабораторию. Клянусь, теперь они мне этого вовек не простят!
— И уже есть результаты?
— Не все так просто, похоже, это продукт пищеварения ряда кулинарных изделий национальной кухни. Постойте, у меня же есть официальное заключение!
Капитан выдвинул ящик стола, достал папку и надел очки.
— Зачитываю дословно: пивной солод, кукуруза, картофель, мясо, помидоры… Короче, я все обобщил и выдвинул гипотезу: пшеничный кучуко на позвоночном бульоне, чечевица, фирменный овощной салат и две-три «баварии»! Ну как, согласны?
— Черт его знает…
— Смахивает на почерк мафии пятнадцатилетней давности. В наши дни они орудуют бомбами и выстрелами в затылок. Что за времена настали?
— А раньше, значит, просто гадили?
— Да, убивать не решались, разве уж за какой-то действительно серьезный проступок. Нынче человеческая жизнь потеряла всякую ценность.
— Выходит, с моей машиной это мог проделать кто-нибудь из того поколения…
— Я этого не утверждаю… — Мойя откашлялся. — Но и не отрицаю!
Капитан развернул вторую жевательную резинку и торопливо сунул в рот.
— Жую всякую сладкую дрянь, чтобы обмануть голод, — пояснил он. — Знаете, я всерьез задумываюсь насчет той диетическо-евангелической ассоциации. Оказывается, они поклоняются младенцу Иисусу Пражскому — слышали про такого? Судя по всему, люди там собрались уважаемые, с большим духовным потенциалом. Вот я и рассуждаю: если мне присоединиться к ним, то ведь польза будет всесторонняя, как вы полагаете?
— Да, смысл есть.
— Я еще не подал заявление, но на всякий случай готовлюсь, пишу проект вступительной речи. Хочется сказать что-нибудь оригинальное.
— Устроить презентацию для единомышленников?
— Вот именно! И жена меня все время уговаривает, даже замучилась, бедняжка, так что я, похоже, начинаю сдаваться.
— Думаю, вреда от этого не будет. Я вам уже говорил как-то, множество людей пытаются сбросить вес таким способом.
— В любом случае пока решение не принято, я испытываю на себе новую диету! По мне уже заметно?
— Да, капитан, вы явно похудели!
— И не только вы мне это говорите! Думаю, теперь-то я добьюсь результата.
— Я хотел спросить у вас еще кое о чем, капитан… Говорят, вы собираетесь подать в отставку. Это правда?
— Неужели ходят такие разговоры?
— Да, сами понимаете… Слухи.
— Хотел бы я знать, кто их распускает! Да я больше двадцати лет отдал служению обществу!
Капитан попробовал закинуть ногу на ногу, но не сумел. Посмотрел на Силанпу и подмигнул.
— Вообще-то меня ждут большие перемены. Так в гороскопе сказано!
Он многозначительно указал большим пальцем куда-то в потолок, потом вынул из ящика стола еще одну папку и надел очки, давая понять, что аудиенция окончена.
Выйдя на улицу, Силанпа достал блокнот и записал одну фразу: «Машина — дело рук Тифлиса». После чего поймал такси и поехал на встречу с Эступиньяном.
7
Изучив теоретически — со слов и рисунков сержанта Чумпитаса — складки местности, где скрывается противник, ваш покорный слуга наконец приступил к самостоятельному патрулированию столичных улиц. Моим напарником стал полицейский по фамилии Монтесума, довольно тормозной тип, да к тому же тощий, как макаронина, что, естественно, дало нашим товарищам основание присвоить нам прозвище, ipso facto[3], Толстый и Тонкий. Несмотря на свою застенчивость и замкнутость, Монтесума был добрый малый, однако имел физический недостаток, весьма существенный для блюстителя общественного порядка — в минуты психического напряжения он начинал заикаться. Мне до сих пор непонятно — да простит меня почтенная аудитория, что я так подробно распространяюсь о второстепенном персонаже, — как ему удалось скрыть этот дефект в полицейской школе, в период великих личных сражений за ступеньку на карьерной лестнице.