— Так, через десять минут встречаемся в комиссариате.
— Си, сеньор!
Силанпа сел в автобус на авениде Каракас. Какой-то калека стал тыкать ему в лицо своей культей, требуя монету, и он в ужасе отдал купюру в пятьсот песо. «Как мне тебя не хватает! — вспомнил Силанпа о муньеке. — Сколько мудрых слов, так необходимых мне именно сегодня, мог бы я услышать от тебя!»
В дверях комиссариата, под изображением меча правосудия на фоне национального флага, его поджидал встревоженный Эступиньян.
— Советника оставили с холодными ногами, — произнес он. — Как призрачна жизнь, вам не кажется?
— Пошли послушаем, что нам расскажут здесь!
Капитан Мойа продолжал сидеть на диете «джуси фрут». При виде посетителей он поднялся из-за стола с радушной улыбкой. Силанпа с удивлением посмотрел на образ новорожденного Христа с двумя зажженными свечками на краю письменного стола.
— Это не просто образ младенца Иисуса, Силанпита, это Иисус-младенец Пражский! А вот это падре Альманса, слышали о нем? Он опять заплакал со своего портрета, только об этом и разговоров по всему городу. — Мойя отошел к окну и спросил, не поворачиваясь: — Ну? Что скажет мой любимый представитель пишущей братии?
— Что я удивлен, капитан!
— Диета дает очевидные результаты, не так ли? Если похудание и дальше пойдет такими темпами, я скоро смогу выступать акробатом в русском цирке.
— Вообще-то, если честно, я больше имел в виду убийство советника…
— Ах да, конечно…
— Но теперь я и сам вижу и восхищаюсь вашей стройной фигурой.
— Мне все это говорят! — Мойя сунул в рот «бон-бон-бум». — Как некстати случилась неприятность с этим типом Эскилаче!
— Вы не поверите, капитан, но думаю, это убийство имеет отношение к трупу на Сисге.
— К трупу на Сисге?
— Да.
— Следствие по этому делу пока застопорилось, мой дорогой журналист! Вы записываете нас на пленку?
Силанпа отрицательно покачал головой.
— Хорошо! Так вот, как я и сказал, застопорилось, поскольку ничего не удалось установить, даже чертову личность этого несчастного.
— Не может быть.
— Представьте себе!
— А что известно насчет советника?
— Пока ничего конкретного, кроме того, что он человек порядочный, ранее не судимый. Почтенный, можно сказать, гражданин.
— Есть подозреваемые?
— Нет, но мы допросили его шофера.
— И что он сказал?
— Да так, ничего особенного. Сказал, что его хефе был очень занятым человеком.
— Вы не могли бы дать мне его координаты, может, я из него вытрясу что-то полезное?
— Его зовут Владимир Осасуна Ривас, вот домашний адрес, переписывайте.
Силанпа поблагодарил, и уже у двери его остановил голос капитана.
— Задержитесь на секунду, если нетрудно. Скажите, вам удалось выяснить что-нибудь о «Тайной вечере»?
— Честно признаться, нет, — ответил Силанпа. — В последнее время я нечасто бываю в редакции.
Мойя принял заговорщический вид, и Силанпа понял, что ему предстоит выслушать очередное откровение.
— Кажется, решение принято. Теперь, когда я начал худеть, в теле моем образовалась воздушная легкость, и внутренний голос подсказывает, что меня ожидают перемены.
— Значит, слухи подтверждаются. Вы уходите в отставку.
— Ну, не так скоро, я имею в виду внутренние перемены. Мне, конечно же, импонируют моральный и религиозный аспекты ассоциации. Вам, человеку молодому, не понять, но в моем возрасте дела земные теряют свое былое значение.
— В любом случае отдых вы заслужили, — сказал на прощание Силанпа.
Эступиньян ждал его в вестибюле, коротая время за рассказами анекдотов какому-то полицейскому. Тот согнулся от смеха, а Эступиньян удовлетворенно хватался обеими руками за свой круглый живот. Увидев Силанпу, он пожал полицейскому руку, и оба вышли на улицу.
— Сейчас я и вам расскажу, хефе! — Силанпа показал ему бумажку с адресом шофера Эскилаче. Дом находился в Усакене, у подножия горы.
— Кто там? — раздался из-за двери женский голос.
— Нам надо поговорить с сеньором Осасуной!
— Как вас представить?
— Полиция.
— Его уже допрашивали.
— Мы знаем, сеньора, но возникла еще пара вопросов, ничего серьезного, мы просто не хотели вызывать его второй раз в комиссариат. Откройте, пожалуйста.
— Сначала покажите ваши документы.
Силанпа подержал перед глазком одно из своих удостоверений.