Муж так и стоял у стены, не отрывая взгляда от пола. Весь его вид был жалким и ничего, кроме презрения, не вызывал. Но она старалась не смотреть на него, чтобы не разрыдаться от жалости к самой себе. Одев туфли и подхватив с вешалки сумочку, подождала пока один из парней откроет входную дверь, и шагнула к выходу. Проходя мимо мужа, все-таки не удержалась:
- Какое же ты все-таки дерьмо!!
Когда дверь со стуком захлопнулась за ними, он обессилено опустился прямо на пол и, обхватив руками ноги, уткнулся лицом в колени. Он ненавидел, презирал себя за свой поступок, но разве мог он что-то изменить или исправить?! Разве мог отказаться от уплаты проигрыша? Она права, он полное дерьмо, если позволил азарту ослепить себя настолько. Но разве в силах он исправиться с этой болезнью? Ведь Игра – это болезнь, подобная алкоголизму. Ты можешь крепиться, держаться, усиленно внушать себе, что ты в завязке и тебе это неинтересно. Но стоит один раз, всего лишь раз прикоснуться, и ты уже не контролируешь себя, не думаешь о последствиях, не способен сказать себе: «Нельзя». О, нет, ты понимаешь, что поступаешь нехорошо, но… продолжаешь поступать, ибо не в силах себя остановить…
Он осознавал у себя наличие этой болезни. Но разве он виноват в ней? Или может как-то пресечь ее?.. Или все-таки может?..
* * *
Утром ее привезли назад и, высадив из машины неподалеку от дома, умчались восвояси. Несколько минут она стояла на месте, заново привыкая к свету и пытаясь сориентироваться. А когда справилась с этим, сделала несколько неуверенных шагов по направлению к своему подъезду.
Кошмар прошедшей ночи остался позади, но душа еще продолжала жалобно вибрировать от перенесенного унижения. В каком-то смысле ей повезло: партнеры мужа по карточной игре не были похотливыми извращенцами с ненормально изощренной фантазией, которым доставляет невообразимую радость глумление над женским телом. Однако представившуюся возможность постарались использовать на полную катушку. И после проведенной ночи она ощущала себя полностью опустошенной и физически, и, что, пожалуй, было важнее, морально. Наверное, такое чувство бывает у проституток в самом начале их карьеры, когда они вынуждены заниматься своим ремеслом, но пока еще сохраняли чувство стыдливости, врожденное у большинства девушек…
Она не спеша шла по двору и ей казалось, что все уже знают о произошедшем. Знают, как муж проиграл ее. Знают, как она всю ночь ублажала двух мужчин. Знают, и за ее спиной перешептываются, перемигиваются, показывают на нее пальцем. Ей была невыносима мысль, что кто-то может показать на нее и сравнить с проституткой. На миг она ощутила себя чем-то вроде клоаки, и жалость к себе вспыхнула с новой силой, хотя ее вины в случившемся не было. А впереди еще предстояла встреча с мужем…
Как прежде уже не будет. Никогда не будет. Этот позор всегда будет стоять между ними. Она уже не сможет смотреть на него по-прежнему. И простить, наверное, не сможет. Разве можно такое простить?! Он растоптал ее любовь, изгадил, опустил в самую грязь. А этому не может быть оправданий…
Подойдя к подъезду, она вошла в темный проем и, пытаясь взять себя в руки и приготовиться к встрече с мужем, решительно стала подниматься по лестнице. Квартира встретила ее тишиной. Той безмолвной тишиной, когда в квартире абсолютно никого нет. И она почти почувствовала невольное облегчение, что, возможно, тяжелый разговор произойдет не прямо сейчас…
Резкий сильный запах уксуса, витавший в воздухе, заставил сердце тревожно замереть, а ноги сами осторожно зашагали в сторону кухни, где запах осязался более явно. Прикрыв заслезившиеся глаза, она все же, на всякий случай, громко позвала:
- Дима! Ты дома?
Ответа не последовало. А через секунду от увиденного ее колени мелко задрожали…
На полу возле обеденного стола ее муж лежал, руками схватившись за горло. Рядом, буквально в полуметре от него, валялась опрокинутая бутылка из-под уксусной эссенции, разлитая часть которой и являлась источником резкого запаха.
Девушка в ужасе попятилась назад, но, словно опомнившись, кинулась к лежачему телу и, плюхнувшись рядом на колени, затрясла его за плечи.
- Димка! Димка!! Родненький! Очнись!! – Из ее глаз брызнули слезы, а голос зазвенел от начинавшейся истерики. Пожалуй, все это было слишком для ее хрупкой натуры.
Муж еле слышно застонал. И она, разрывая на его груди рубашку, судорожно приложила ухо к тому месту, где располагалось сердце. Еле различимое замедленное биение заставило ее удесятерить усилия. Через несколько минут она осмелилась оставить его, чтобы добежать до телефона и вызвать «скорую».
На удивление врачи приехали очень быстро. Но до самого их приезда девушка не прекращала своих попыток привести мужа в сознание. В машине «скорой помощи» она не удержалась от душивших рыданий.
Пожилой доктор, не зная истинной причины этих слез, осторожно погладил ее по волосам и успокаивающе приговаривал:
- Ничего, милая, ничего. Все уже позади Он обязательно поправится. Не нужно так переживать…
Но она продолжала плакать… Все-таки сволочь ее муж. Мало того, что отдал ее на ночь, словно сутенер проститутку, так еще и захотел уйти не попрощавшись… сволочь!.. Сволочь, сволочь, сволочь!!
* * *
В этом году зима началась раньше обычного и к середине декабря улицы уже прочно украсились снежным орнаментом. Через две недели Новый год. В атмосфере города чувствуется незримый приток праздничных частичек. Витрины магазинов и фасады домов украшаются обязательными атрибутами. То здесь, то там виднеются красочные плакаты на новогоднюю тематику. И даже сам воздух как-то по-особенному насыщается ожиданием этого грандиозного праздника. Через неделю станет совсем красиво. На больших перекрестках появятся и зажгутся мириадами разноцветных огоньков большие елки. На улицах протянутся многочисленные гирлянды. А возле крупных универмагов обязательно будут стоять Деды Морозы и зазывать покупателей не проходить мимо…
Праздник… Ей было все равно. Не смотря на то, что уже минуло почти полгода, она так и не смогла полностью оправиться от полученных потрясений. Первые часы и даже несколько дней были проведены ею в каком-то автоматическом состоянии, ступоре… А потом словно что-то в ней выключилось, что-то сломалось, перегорело. Новую изменившуюся действительность принять пришлось, но и ее эта действительность изменила. Словно заморозила изнутри.
Врачи спасли мужа, хотя многие из них искренне удивлялись этому. Отравление было очень серьезным. Понадобилась не одна операция, чтобы вернуть его к жизни, а после - несколько месяцев для частичного выздоровления. Но даже длительное лечение не восстановило его полностью. Теперь он инвалид. У него оказались сожжены гортань и пищевод, на котором было сделано несколько операций… Через каждые два часа его нужно кормить жидкими кашами, ибо другая пища теперь для него невозможна. Он не может говорить, похудел…
Она не смогла оставить его такого. Да и кто в подобной ситуации смог бы? Но жизнь, как таковая, прекратилась для нее тем июньским вечером. Ее словно придавила тяжкая ноша, не по ее воле упавшая на плечи. И она не могла ни скинуть ее, ни нести более целеустремленно. Так бывает, когда тащишь какой-то груз без особого желания, тащишь просто потому, что должен его тащить. Вот и она просто несла его. Потому что так велел ей долг. В чем он заключался, она представляла смутно. Знала лишь, что не может оставить мужа в таком состоянии и что маленький сын нуждается в ее заботе и внимании. А что будет дальше, она даже не пыталась загадывать…
Начался день – нужно как-то прожить его; завтра будет такой же – не лучше и не хуже. И таких завтра предстоит много, очень много… И кто знает, будет ли у этого конвейера конец!?