И если предположить, что такие усилия были возможны потому, что есть такая возможность, то откуда вот эта возможность?
И если язык – это выдумка в пределах возможного… мышления, тогда если взять какие-то целые конструкции, их образование, то как представить себе их возникновение, образование, развитие, но еще сложнее выделить такие «обязательные конструкции» языка, какие-то единицы, кирпичики, из чего можно соорудить любой язык. Выдуманные слова о каких-то предметах быта или о чем-то, что двигалось перед взором древнего охотника – это предположение о том, как возникал язык. А что есть слова о разном, совершенно непредметном, о каких-то переживаниях, о каком-то пережитом, о каком-то случающемся или о том, что не случится – как возник вот этот весь «объем»35 языка? И такой «объем» даже без особой подготовки почему-то понятен тому, кто получил «некий доступ» к тому или иному языку, который отражает какое-то мышление, и тут опять круг замыкается. И если «выдумать мог», то выдумка была возможна «в пределах того, что можно выдумать», но почему пределы это позволяют, откуда эти пределы, а могут ли такие пределы позволить нечто другое? Что есть эти «пределы»? А дальше вопросы только нарастают…
Язык – это результат взаимодействия происходящего и мышления. Возможно, что язык присутствует как результат взаимодействия мышления с происходящим, то есть при взаимодействии мышления с самим собой, с другим, с чем-то глобально-присутствующим. И если нет такого происходящего, нет процесса, нет движения, нет развития, нет производства присутствия, производства материальной среды, освоения и воспроизводства, научного, политического и другого освоения реальности, то зачем понятия и зачем язык? То есть если присутствует какое-то тотальное завершение, какое-то сворачивание, какая-то катастрофа, какая-то гибель, гибель мышления, тогда зачем «инструмент реализации» мышления? Возможно, что никакие выдумки не помогают в таком смысле, то есть сначала процесс, а потом язык, ну или одновременно.
Почему некоторые языки становятся мировыми, а другие нет? Как язык связан с войной, торговлей и освоением пространства, с какой-то субъектией, с каким-то служением чему-то, с какой-то целью?
Странный «привкус» языка, акт присутствия и мышление за языком. Когда идет разговор на родном языке, в какой-то момент исчезает «привкус языкового присутствия». Языковая среда становится чем-то незаметным при таком включении присутствия, то есть рассматривая язык как способ выражения мыслей, при этом переставая замечать его, возникает иллюзия того, что за языком ничего нет, но само присутствие тут и сейчас – это, возможно, не только язык. И возможно, что какой-то «акт присутствия» не равен языку. Возможны ли допущения, что язык – это способ выражения мышления, то есть само мышление существует как-то, но не как явленный язык? Но и само мышление тоже, возможно, не равно «акту присутствия». «Такой акт», возможно, «больше» всего этого – и выявляемого, и не выявляемого; и он включает в себя разное, в том числе и какое-то скрытое мышление, которое затем выражается в каком-то конкретном языке.
«Странность», которую замечает «включенность», выявляется при произнесении любых «слов» другого языка, которые могут ничего не значить для данного мышления, когда звучат в сознании неродные слова, сложенные в какие-то предложения, и они не становятся адекватными мышлению. Но для «определения такого» в языке присутствует какая-то «языковая форма определения любой абракадабры», любого птичьего языка и даже не языка, то есть различных образов-ощущений-включений-присутствий. И механизм «определения любой абракадабры» в «нечто» – это не сам язык, а другой, какой-то иной механизм. Но какой?
И что такое этот механизм, позволяющий словам приобретать какие-то другие значения, новые значения, утрачивать значения? Можно долго доказывать, что явленное мышление всегда происходит на каком-то конкретном языке и с помощью каких-то конкретных понятий, но так ли это? Или, возможно, есть уровни, на которых все происходит иначе, и там, возможно, есть какое-то загадочное мышление без этого остывания в словах?
Язык как связь… Что связывает происходившее и происходивших сотни тысяч лет тому назад с тем, что происходит сегодня, и с теми, кто происходит сегодня? Возможно, такая связка – это язык, который указывает на какое-то мышление за ним, которое менялось все это время или не менялось? А, возможно, изменялся только способ проявления мышления, способ конкретизации мышления – язык, мораль, нравственность, понятия, события, привычки, стремления…, а то мышление оставалось и остается неизменным? Возможно, что «связь» с тем мышлением присутствует постоянно, и отрицание такой связи может быть. Но чем является или не является это мета-мышление, находящееся вне всякого присутствующего, но и являющееся каким-то присутствием, связывающее тех, кто был, тех, кто ушел, тех, кто есть сейчас, и тех, кто еще не пришел? Возможно, что такое метамышление – это только гипотеза, но что дает предположение такой метафизической величины или даже величин, какого-то «мета», находящегося за всем этим тут происходящим?