Органы размножения представляют собою разнообразные рудиментарные строения; но они отличаются в одном важном отношении от предыдущих случаев. Речь идет не об остатках какого-либо органа, несвойственного данному виду в его развитом состоянии, но об органах, функционирующих у одного пола, и представленной у другого в виде простого рудимента. Тем не менее, присутствие таких рудиментов так же трудно объяснимо с точки зрения отдельного сотворения каждого вида, как и в предыдущих случаях. Позднее я укажу на эти рудименты и смогу показать, что их присутствие, вообще, зависит только от наследственности, то есть от того, что части, приобретённые одним полом, были отчасти переданы другому полу. Я сообщу здесь несколько примеров таких рудиментов. Хорошо известно, что у самцов всех млекопитающих, включая человека, существуют рудиментарные млечные железы. В некоторых случаях они бывали хорошо развиты и давали обильный запас молока. Их существенное тождество у обоих полов также доказывается тем, что порою они сильно увеличиваются у обоих полов во время кори. Предстательный пузырек (vesicula prostatica), наблюдающийся у многих самцов млекопитающих, с соответственным каналом, теперь всеми признается гомологом матки. Прочитав искусное описание этого органа, сделанное Лейкартом и его рассуждения по этому предмету, нельзя не согласиться со справедливостью его вывода. Это особенно ясно на примере тех млекопитающих, у которых настоящая матка раздваивается[56] на две ветви: у их самцов предстательный пузырек также раздваивается. Можно было бы привести и некоторые другие рудиментарные строения, принадлежащие к органам размножения.[57]
Значение трех крупных разрядов фактов, приведенных выше, очевидно. Но было бы излишне повторять целиком доводы, данные подробно в моем «Происхождении видов». Гомологичное строение целого организма, у членов того же класса, вполне понятно, если мы допустим их происхождение от общего предка, вместе с последующим приспособлением к разнообразным условиям. Со всякой иной точки зрения, сходство строения руки человека или обезьяны, ноги лошади, ласта тюленя, крыла летучей мыши и такое прочее, совершенно необъяснимо.[58] Нельзя назвать научным объяснением утверждение, что все они образовались по одинаковому идеальному плану. Что касается развития, мы ясно можем понять, исходя из принципа, что изменения наступают в сравнительно позднем возрасте зародышевой жизни и наследуются в соответственном периоде, почему зародыши поразительно различных существ должны были удержать еще и теперь, в более или менее совершенном виде, строение общего предка. Никакого другого объяснения еще никогда не было дано для того изумительного факта, что зародыши человека, собаки, тюленя, летучей мыши, пресмыкающегося и так далее, на первых порах едва могут быть отличены друга от друга. Чтобы понять существование рудиментарных органов, нам стоит только предположить, что прежний предок обладал этими частями в совершенно развитом состоянии, и что при изменившемся образе жизни, органы эти значительно уменьшились, вследствие простого неупотребления, или же вследствие естественного отбора тех особей, которые были менее обременены присутствием излишней части; сюда присоединились и другие причины, указанные раньше.
Таким образом становится понятным, как произошло, что человек и все другие позвоночные были построены по одинаковому общему образцу, что все они проходят через одинаковые ранние стадии развития и обладают общими рудиментарными органами. Мы должны откровенно допустить общность их происхождения; принять какой-либо иной взгляд, значит допустить, что наше собственное строение, а также всех животных, окружающих нас, есть простая западня, поставленная кем-то с целью запутать наше суждение. Вывод значительно усиливается, если мы присмотримся к членам всего животного царства и рассмотрим факты, вытекающие из их сродства или классификации, из географического распределения и геологической преемственности. Только наши естественные предрассудки и та дерзость, которая дозволила нашим предкам объявить, что они потомки полубогов - лишь это заставляет нас останавливаться перед этим выводом. Но вскоре настанет время, когда покажется удивительным, почему натуралисты, так хорошо знакомые со сравнительным строением и развитием человека и других млекопитающих, могли допустить, что каждое из них было продуктом отдельного акта сотворения.
56
Leuckart в Todd’s «Cyclop. of Anat.», 1849—1852, т. IV, стр. 1415. У человека этот орган имеет только от 3 до 6 линий длины, но, подобно многим другим рудиментарным образованиям, изменчив как по развитию, так и по другим признакам.
58
Профессор Бьянкони в своем недавно выпущенном в свет сочинении, снабженном превосходными рисунками (Вiаnсоni, La Théorie Darwinienne et la création dite indépendante, 1874), пытается доказать, что гомологичные структуры в вышеописанных и других случаях могут быть вполне объяснены механическими принципами, именно способом употребления органов. Никто лучше его не показал, как удивительно приспособлено всякое подобное строение к целям своего окончательного употребления, и приспособление это, по моему мнению, может быть объяснено действием естественного отбора. Рассматривая крыло летучей мыши, Профессор Бьянкони выводит на сцену (стр. 218) то, что (пользуясь выражением Огюста Конта) я назвал бы чисто метафизическим принципом, именно сохранение «в неприкосновенности млекопитающей природы животного». К рудиментарным образованиям он обращается редко, причем рассматривает только части, которые имеют не вполне рудиментарный характер, как, например, малые копыта свиньи и быка, которые не касаются земли; их полезность для животного он вполне доказал. К сожалению, он не коснулся таких предметов, как, например, малые зубы в челюсти быка, которые никогда не прорезываются, или соски у самцов млекопитающих, или крылья многих жуков, спрятанные под жесткими надкрыльями, или следы пестика и тычинок у различных цветков, и вообще много подобных случаев. Хотя я высоко ценю сочинение Профессор Бьянкони, тем не менее мне кажется, что мнение большинства естествоиспытателей, а именно, что гомологичные образования необъяснимы принципом одного только приспособления, остается пока в полной силе.