Профессор Канестрини, обсудив предыдущее и многие аналогичные случаи, пришел к тому же заключению, какое дано выше. Он приводит другой пример, а именно случай скуловой кости,[98] которая у некоторых четвероруких и других млекопитающих, нормально состоит из двух частей. Таково ее состояние у человеческого двухмесячного зародыша; и по причине остановки в развитии, кость эта иногда остается в таком виде у взрослого человека, особенно у низших прогнатичных (косозубых) рас. Отсюда Канестрини выводит, что некоторый древний предок человека должен был обладать этой костью, нормально разделенною на две части, которые затем слились вместе. У человека лобная кость состоит из одного куска, но у зародыша, у детей и почти у всех низших млекопитающих, она состоит из двух частей, разделенных явственным швом. Этот шов порою остается более или мене заметным у человека после наступления зрелости: и это наблюдается чаще на древних, чем на новейших черепах, особенно, как заметил Канестрини, на черепах, выкопанных из наносов и принадлежащих к короткоголовому типу. Здесь он опять приходит к тому же заключению, как и в аналогичном случае скуловых костей. В этом и в других случаях, которые теперь будут приведены, причиною более частого сближения древних рас, в некоторых признаках, с низшими животными, нежели новейших служит то, что новейшие несколько далее отстоят по длинной родословной линии от своих древних полу человеческих предков, нежели древние расы.
Некоторые другие аномалии у человека, более или менее сходные с предыдущими, были принимаемы разными авторами как случаи реверсии: но случаи эти частью сомнительны, так как приходится опускаться необычайно низко в ряду млекопитающих, прежде чем мы встретим такое строение в качестве нормального.[99]
У человека, клыки вполне пригодное орудие для жевания. Но настоящий характер клыков, как замечает Оуэн:[100] «доказывается конической формой коронки, заканчивающейся тупой оконечностью, выпуклой наружу и плоской или вогнутой внутрь, причём у основания внутренней поверхности есть малый выступ. Коническая форма всего лучше выражена у черных рас, особенно у австралийцев. Клыки глубже укоренены и имеют более сильные корни, нежели резцы». Тем не менее, эти зубы больше не служат человеку специальным оружием для кусания врагов или добычи; поэтому, поскольку речь идет об их настоящем назначении, они могут быть рассматриваемы как рудиментарные. Во всяком большом собрании человеческих черепов можно найти, как замечает Геккель,[101] те, у которых клыки выдаются значительно более других зубов таким же образом, как у человекообразных обезьян; но в меньшей степени. В этих случаях остаётся свободное пространство между зубами одной челюсти для помещения клыков противоположной челюсти. Такой промежуток у одного черепа кафра, изображенного Вагнером,[102] поразительно велик. Принимая во внимание, как мало древних черепов было исследовано, по сравнению с новейшими черепами, следует признать замечательным тот факт, что, по крайней мере, в трех случаях, клыки значительно выдаются; у Нолеттской челюсти они, как говорят, громадны.[103]
Из человекообразных обезьян одни самцы обладают вполне развитыми клыками; но у самки гориллы, а в меньшей степени у самки орангутанга, эти зубы выдаются значительно более других; поэтому факт, который мне сообщили, а именно, что женщины имеют иногда очень выдающееся клыки, не служит серьёзным возражением против допущения, что встречающееся иногда у человека значительное развитие есть случай возврата к обезьяноподобной древней форме. Тот, кто с негодованием отвергает мысль, что форма его собственных клыков и иногда значительное развитие их у других людей зависит от того, что наши давние предки были снабжены этим страшным оружием, тот, быть может, обнаружит свою родословную как раз во время усмешки. Действительно, хотя он более не намерен, да и не способен пустить в ход клыки, в качества оружия, он бессознательно сократит свои «оскаливающиеся» мускулы (так их назвал Ч. Белль),[104] как бы желая быть наготове, подобно собаке, которая готовится к схватке.
Порою у человека развиты многие мускулы, свойственные четвероруким или другим млекопитающим. Профессор Влакович[105] исследовал 40 мужских трупов и обнаружил в 19 из них мышцу, названную им седалищно-лобковой (ischio-pubicum); у трех других была связка, заменявшая этот мускул; а у остальных 18 не было ни малейшего следа названной мышцы. Лишь у двух из 50 женщин эта мышца была развита на обеих сторонах, но у трех других находилась рудиментарная связка. Эта мышца, поэтому, кажется, встречается чаще у мужчин, нежели у женщин; и факт этот понятен, если допустить происхождение человека от некоторой низшей формы, потому что мускул этот был обнаружен у многих низших животных и у всех их он служил исключительно самцу, содействуя акту оплодотворения.
98
Canestrini, «Annuario, delle Soc. dei Naturalisti in Modena», 1867 «стр. 83. Профессор Канестрини приводит по этому вопросу извлечения из разных авторов Лорильяр замечает, что, так как он нашел полное сходство в форме, пропорциях, способах соединения скуловых костей у многих людей и у некоторых обезьян, тоон не может рассматривать это расположение частей как простую случайность. Другая заметка об этой же самой аномалии опубликована дром Савиотти в «Gazzelt delle Cliniche», Turin, 1871; он говорит в ней, что следы этого разъединения существуют на каждых двух из ста человеческих черепов и что они чаще наблюдаются на прогнатических черепах не арийских рас, чем на черепах арийских. См. об это также y G. Delorenzi, Tre nuovi casi d’anomalia dell’osso malare, Torino, 1871 Также Morselli, Sopra una rara anomalia deirosso malare, Modena, 1872.3 последнее время об этом предмете писал Грубер. Привожу эти указания, потом что один журнальный критик без всяких оснований беззастенчиво набросил тень сомнения на мои утверждения.
99
Целый ряд случаев представлен у Ис. Жоффруа Сент-Илера («Hist, des Anomalies», т. III, стр. 437). Один журнальный критик («Journal of Anat. and Physiology», 1871, стр. 366) сильно упрекает меня за то, что я не разобрал многочисленных приведенных случаев остановки развития различных частей. Он говорит, что, согласно моей теории, «всякое переходное состояние какого-либо органа в течение его развития представляет не только переход к концу, но был некогда этим самым концом». Мне кажется, что это замечание не имеет достаточных оснований. Почему бы изменениям не встречаться в ранний период развития без всякого отношения к реверсии. Такие изменения могли бы быть сохраняемы и накопляемы, если они чем-нибудь полезны, сокращая, например, или упрощая ход развития. Далее, почему вредным аномалиям, каковы, например, атрофированные или гипертрофированные части, не имеющим никакого отношения к прежде существовавшим формам, не появляться в течение раннего периода развития, подобно тому, как они появляются в зрелом периоде?
103
С. Garter Blake о челюсти из La Naulette — «Anthropolog. Review», 1867, стр. 295. Schaffhausen, там же, 1868, стр. 426.