Для подвизавшегося в социалистической прессе Муссолини гораздо ближе по духу и стилю были такие журналы, как «Леонардо», «Воче», издания футуристов. Вокруг «Леонардо» и «Воче» группировались молодые литераторы, претендовавшие на роль интеллектуальной элиты. Главными фигурами среди них были Д. Преццолини и Д. Панини{180}. Журналы знакомили итальянцев с зарубежной литературой, эстетикой и философской мыслью. Кстати, именно из них, а не из первоисточников почерпнул Муссолини представления о модных зарубежных философских учениях, в частности о прагматизме. Уже к началу Ливийской войны группы «Леонардо» и «Воче» обретают ярко выраженный националистический облик. По словам Э. Гарэна, люди из этого круга превратились «в мистиков насилия, мистиков расы, мистиков войны, теоретиков ненависти, адвокатов войны»{181}. «Каждый, кто желает узнать самые новые духовные явления и самые глубины современной итальянской культуры, каждый, кто желает в меру своих сил содействовать обновлению итальянской души и подготовить подлинную третью Италию, должен читать «Воче»», — писал Муссолини. Его мировоззрению было созвучно и футуристское прославление машинизма, силы, воплощенной в образе «мускулистого гиганта», сокрушающего своих врагов. Даже фразеология Муссолини насыщена свойственными футуристам стилевыми оборотами. Постоянные разглагольствования о мускулах, о физической силе были призваны создать вокруг Муссолини ореол молодости, свежести, силы.
В формировании Муссолини-политика существенную роль сыграли и идеи В. Парето. С ним он познакомился довольно рано, будучи в Швейцарии. Муссолини быстро усвоил учение Парето о «циркуляции элит». Уже будучи лидером фашистского движения, он обосновывал свои притязания ссылкой на Парето: «Если правящий класс умирает, необходимо, чтобы… поднялись новые социальные элиты и заменили его»{182}. Муссолини явно чувствовал себя паретианским львом, которому предназначено сменить запутавшихся и обессилевших лисиц. Тем более и родился он в день Льва (29 июля). Это царственное животное он считал символом своей личности. Став диктатором, Муссолини держал во дворце на виа Рассела клетку с доставленным из зоопарка львенком. Когда тот вырос, его заменили молодой львицей. Один из слуг диктатора был свидетелем такой сцены. Появившись в дворце Киджи после визита в львиную клетку, Муссолини понюхал свои руки и воскликнул: «Запах льва!»{183}. В этой сцене весь Муссолини с его самолюбованием, позерством, дешевой претенциозностью.
Духовный мир Муссолини был своеобразным аккумулятором различных вариантов экстремизма, которые затем преломлялись в его пропагандистской и политической деятельности. Правда, экстремизм Муссолини отнюдь не был слепым. Он имел прагматический оттенок. Муссолини прямо ссылался на отца прагматизма, американского философа У. Джеймса: «Прагматизм Уильяма Джеймса также очень помог мне в моей политической карьере. Он дал мне понять, что тот или иной человеческий поступок должен оцениваться скорее по своим результатам, чем на основании доктринальной базы»{184}. Но Муссолини явно преувеличивал степень знакомства с учением Джеймса. Скорее всего, кое-какие обрывки он узнал из «Леонардо» и «Воче». Когда американский философ Г. М. Кэллен, автор работ о Джеймсе и Бергсоне, в 1926 г. был принят Муссолини, он надеялся на интересную и содержательную беседу. Однако его постигло разочарование. «Дискуссия о прагматизме, — констатировал он, — закончилась полным фиаско. Совершенно ясно, что дуче лучше знал имя Уильяма Джеймса, чем его учение»{185}. Как и во многих других случаях, ссылки на авторитет тех или иных имен должны были придать интеллектуальный оттенок, в известной мере даже облагородить беспринципные политические трюки и махинации. «Мы позволяем себе роскошь быть аристократами и демократами, консерваторами и прогрессистами, реакционерами и революционерами, сторонниками легальности и нелегальщины в зависимости от обстоятельств времени, места и окружающей среды», — говорил Муссолини. Подобная политическая всеядность была характерна для него и раньше, однако не проявлялась до поры до времени столь откровенно.