Тем не менее и в конфиденциальных беседах Муссолини не открывается до конца. Официальная фашистская историография изображала дуче главным организатором и руководителем «похода на Рим», превозносила его решительность и непреклонность. Между тем есть свидетельства ближайших его клевретов о том, что он склонялся скорее к компромиссу и им приходилось «гнать его в Рим пинками»{215}. Это две крайние точки зрения, истина скорее всего между ними. Вероятно, Муссолини, если бы дело зависело только от его воли, предпочел бы спокойный путь в правительство. Но за его спиной была целая армия алчущих власти мелких и средних фашистских иерархов, а самое главное — множество обманутых его пропагандой рядовых фашистов, нетерпеливо ожидавших обещанной «революции». Муссолини не мог не считаться с экстремистской динамикой своего движения, кроме того, риск, связанный с осуществлением переворота, к осени 1922 г. был сведен к минимуму. Расстановка сил в правящем лагере служила гарантией успеха. Тем не менее Муссолини решил подстраховаться. Сам он стоял как бы над практической подготовкой к походу, сохраняя полную свободу рук, оперативное пространство для маневрирования, и в любой момент мог бы отмежеваться от мероприятия в случае его неудачи.
На совещании в Милане 16 октября было создано специальное «верховное командование» из четырех человек — квадрумвират. Четверка квадрумвиров в известной мере олицетворяла различные социально-политические тенденции фашистского движения. М. Бьянки, секретарь фашистской партии, представлял синдикалистскую ветвь, крупный земельный собственник Ч. Де Векки — консервативно-монархическую реакцию, отставной генерал Э. Де Боно — милитаристов, а И. Бальбо был типичным ландскнехтом — авантюристом, «траншейным аристократом». «Верховное командование» разработало детальный план: всю Италию разделили на 12 зон, в каждой из которых намечалось сформировать отряды с целью захвата власти на местах и продвижения к столице.
24 октября в Неаполе состоялся смотр фашистского воинства. Муссолини произнес речь перед сборищем в 40 тыс. человек. Все они дружно скандировали: «На Рим! На Рим!». Всеобщая мобилизация была назначена на 27 октября. Квадрумвиры избрали место для командного пункта в Перудже, а Муссолини из Неаполя, минуя и Рим, и Перуджу, отправился в Милан, где и засел в 800 километрах от цели похода.
В Перудже «верховное командование» выбрало резиденцию как раз напротив местной префектуры. Достаточно было небольшого отряда солдат или полицейских, чтобы обезглавить готовившийся поход. На деле же все происходило совсем иначе. Когда поздним вечером 27 октября к префекту явились три фашистских делегата и предложили сдать полномочия, тот немедленно уступил, и фашисты ночью взяли под контроль все ключевые пункты. По такому же сценарию разворачивались события и в других местах. Стычки были редчайшим исключением из общего правила. Несмотря на легкость, с которой осуществлялись замыслы фашистов, квадрумвиры в первую же ночь (с 27 на 28 октября) потеряли всякий контроль над мобилизацией фашистских колонн. Более того, они ухитрились даже потерять друг друга. Между квадрумвирами не было и политического единодушия. В отличие от своих коллег, твердо стоявших за кабинет во главе с Муссолини, Де Векки был не против правительства во главе с Саландрой.
В дневнике «кампании» генерал Де Боно записал утром 28 октября: «…верховное командование почти полностью изолировано от действий, которые разворачиваются в провинциях»{216}. На Рим должны были наступать три колонны: одну из них возглавляли маркиз Перроне-Компаньи и генерал Чеккерини, вторую — Ильори и генерал Фара, а третью — Боттаи. Их должен был поддерживать резерв, возглавляемый еще одним отставным генералом — Дзамбони. Утром 28 октября маркиз Перроне-Компаньи с 4-тысячным отрядом находился в 60 км северо-западнее Рима и не мог воспользоваться железной дорогой для дальнейшего продвижения. Колонна Ильори (2 тыс. человек) располагалась в 30 км севернее Рима, а в 25 км восточнее столицы с самой многочисленной колонной (8 тыс. человек) стоял Боттаи. Резерв генерала Дзамбони находился еще весьма далеко от Рима, причем из 3 тыс. людей были вооружены лишь 300. Если полагаться на данные А. Таски, то 28 октября против 12-тысячного римского гарнизона сосредоточились 14 тыс. фашистов{217}. Командир римской дивизии генерал Пульезе приводит другие цифры: в столице 28 октября было 28 тыс. солдат, а им противостояли 26 тыс. фашистов, из-за прекращения железнодорожного движения разрозненных и блокированных на отдаленных подступах к Риму{218}. Так или иначе, правительственные силы имели все возможности для разгрома фашистов. Это прекрасно понимал укрывшийся на всякий случай в Милане Муссолини, это сознавали и квадрумвиры. Они с огромной тревогой восприняли весть о том, что правительство Факта намерено ввести осадное положение. Беспокойство по этому поводу явно ощущается в дневниковых записях Де Боно. Но вот 28 октября наступает разрядка. Получена телеграмма: осадное положение не будет объявлено, король не подписал декрет. «Мы с Микелино (Бьянки. — П. Р.) обнимаемся», — писал Де Боно. В Риме Чиано, Де Бекки и Гранди даже прослезились от радости. Ведь у фашистских иерархов были все основания опасаться в случае столкновения с войсками новой Сарцаны, только на сей раз в общенациональном масштабе.