В то же время у рядовых участников движения нужно было поддерживать иллюзию «революционности» фашизма, иллюзию насильственного захвата власти. Муссолини не жалел усилий, чтобы «поход на Рим» выглядел в глазах масс формой «революции». Мы совершили уникальную революцию, заявил он в интервью, данному «Коррьере делла сера»: «В какую эпоху, в какой стране мира совершалась революция, подобная этой? Революция делалась в то время, как службы функционировали, торговля продолжалась, в то время, как служащие были на своих местах, рабочие на заводах, крестьяне мирно работали на полях. Это революция нового стиля!»{221}. (Вспомним, что именно «поход на Рим» представлялся Меллеру ван ден Бруку образцом «консервативной революции».) «Поход на Рим», — поход которого фактически не было, стал одним из главных мифов итальянского и международного фашизма. На выставке современного итальянского искусства летом 1935 г. в Париже экспонировалась крупноформатная картина, изображавшая Муссолини верхом на коне во главе марширующих на Рим легионеров. По мере удаления от времени событий миф обрастал все новыми и новыми наслоениями, все более и более отрывался от исторической реальности.
Приход Муссолини к власти оказал существенное воздействие на становление фашизма за пределами Италии. До 1933 г. итальянский фашизм был главным воплощением этого международного феномена, эталоном для всех прочих его разновидностей. В этом качестве он становится важным фактором генезиса международного фашизма, влияя на его идеологию и организационные формы, политическую тактику и пропагандистские методы, темпы вызревания.
«ПИВНОЙ ПУТЧ»,
ИЛИ НЕУДАЧНЫЙ ДЕБЮТ ГИТЛЕРА
«Поход на Рим» послужил вдохновляющим примером для германских фашистов. Гитлер признавал серьезное воздействие итальянского фашизма на формирование нацистской партии. Прямое влияние итальянского опыта прослеживается в первой значительной политической акции нацистской партии, мюнхенском так называемом «пивном путче» 8–9 ноября 1923 г. Под его внешне опереточной формой скрывалось достаточно серьезное политическое содержание. Его смысл и значение можно понять лишь в контексте замыслов и действий общегерманской реакции в период революционного кризиса 1923 г.[7]
Сторонники консервативной политики, базирующейся на грубом насилии, всегда составляли могущественную фракцию германских господствующих классов. Правительство Эберта — Штреземана, сочетавшее насилие с более гибкими методами, казалось им слишком мягким. Монополистические магнаты, военщина, представители политического консерватизма разрабатывали планы создания диктаторского режима, способного железным кулаком подавить революционное движение и «переиграть войну». В качестве формы такого режима намечалась директория из военных и промышленников. Видная роль в этих планах отводилась баварским реакционерам, горделиво называвшим свою провинцию «ячейкой порядка». К тому времени заметное, хотя далеко еще не главное, место среди прочих элементов баварской реакции принадлежало гитлеровской НСДАП. Именно баварцы выступили застрельщиками в борьбе правых сил против имперского правительства, рискнувшего избрать более гибкую внешнеполитическую линию.
Актом открытого неповиновения правительству было введение в Баварии 26 сентября 1923 г. чрезвычайного положения. Фактически установилась диктатура генерального государственного комиссара Г. фон Кара, командующего VII военным округом генерала О. фон Лоссова и начальника полиции полковника Г. фон Зейссера. По их планам Баварии предназначалась роль трамплина для броска на «революционный Вавилон», т. е. Берлин. Попутно предполагалось расправиться с рабочими правительствами Саксонии и Тюрингии. Были установлены контакты с командующим рейхсвером генералом Сектом, с людьми самого могущественного германского магната Г. Стиннеса, т. е. с «господами с Севера», как их называли баварцы. Триумвиры привлекли под свои знамена нацистов, ландскнехтов из «национальных союзов». Многие из этих организаций объединились с нацистскими штурмовыми отрядами в «Боевой союз», его политическим вождем стал Гитлер, а военное руководство досталось отставному подполковнику Крибелю.