Однако поражение у Фельдхернхалле обернулось для Гитлера политическим успехом во время процесса над участниками путча. Процесс, проходивший весной 1924 г., стал достойным эпилогом мюнхенского фарса. Во имя спасения репутации высокопоставленных лиц, непосредственно или косвенно замешанных в событиях 8–9 ноября, вся ответственность была возложена на Гитлера. Благодаря этому вокруг имени провинциального баварского политика стал складываться ореол вождя. Вразрез с мнением большинства своих коллег, делающих упор на врожденные «вождистские» свойства Гитлера, западногерманский историк А. Тирелл убедительно показал, что тот только после событий 1923 г. начал ощущать себя уже не просто «национальным барабанщиком», а фюрером{233}. Это служит еще одним подтверждением того факта, что Гитлер как политик специфического фашистского типа был порождением германской реакции.
Из своего политического провала Гитлер сумел извлечь ценный опыт: «национальная революция» имеет шансы на успех только с санкции их превосходительств. Именно поэтому Муссолини, по приглашению короля совершивший «марш на Рим» в спальном вагоне, оказался удачливее своего мюнхенского подражателя, обреченно шагавшего в рядах путчистов. Опыт 1923 г. подсказал Гитлеру наиболее подходящий путь к власти.
ОТ ФЕЛЬДХЕРНХАЛЛЕ
ДО ИМПЕРСКОЙ КАНЦЕЛЯРИИ
После бурных событий 1923 г. Германия входит в полосу временной стабилизации. Благодаря, в частности, финансовой помощи США наметилась благоприятная экономическая конъюнктура, которой широко воспользовались монополии. К этому нужно добавить, что в 1925 г. президентом Веймарской республики стал кумир консерваторов, националистов и военщины отставной генерал-фельдмаршал П. фон Гинденбург. В нем не без основания правые круги видели надежную гарантию от каких бы то ни было поворотов влево, с ним связывали надежды и на реставрацию монархии, и на создание военно-авторитарной диктатуры. По-прежнему ненавидя Веймарскую буржуазно-демократическую республику, «систему» (как ее обычно именовали правые), консерваторы в новой, относительно спокойной атмосфере отдают предпочтение более «умеренной» политической тактике. Цели остаются те же (подавление рабочего движения, ликвидация «системы»), но средства на время меняются. Опыт капповского, а затем и «пивного» путча заставил правящие круги усомниться в эффективности акций такого рода. Не отказываясь в принципе от экстремистских методов, реакционные фракции верхов решили шире эксплуатировать возможности, таившиеся в политических институтах буржуазной демократии.
Нацистам и другим экстремистским группировкам пришлось до поры до времени уйти с политической сцены; они стали политическим резервом реакционных фракций верхов, которые не отвернулись от мюнхенских неудачников. Для тех настало время зализывания ран, собирания сил, чтобы во всеоружии встретить новый «день икс». Не будь разнообразной помощи сверху, нацисты едва ли смогли оправиться от поражения. Достаточно сказать, что к началу 1925 г. их ряды по сравнению с осенью 1923 г. сократились более чем в сто раз (до 521 человека). В отсутствие Гитлера, сидевшего в ландсбергской тюрьме, его приспешники были целиком поглощены внутренними дрязгами, царил идейно-организационный разброд. Чтобы занять заметное место на политической сцене, вернуть доверие власть имущих, следовало прежде всего восстановить боеспособность. Но это была задача-минимум, для решения которой хватало поддержки со стороны наиболее верных покровителей. Планы Гитлера и его окружения шли гораздо дальше. Они претендовали на приоритет в лагере правоэкстремистской реакции, что позволило бы рассчитывать на неограниченную помощь монополий и крупных землевладельцев, а тем самым и на приход к власти.
Первым шагом в этом направлении явилась идейно-организационная консолидация нацистской партии во второй половине 20-х годов. Один из главных ее моментов заключался в закреплении абсолютного господства Гитлера в собственной партии. Во многом ему помог ореол мученика, созданный вокруг него за время пребывания в тюрьме, а также непомерное возвеличение его роли на процессе по поводу мюнхенского путча. Перед самым арестом он сделал тонкий тактический ход, оставив своим преемником крайне непопулярного в партии А. Розенберга. Прочие фюреры с явным пренебрежением отнеслись к временному «вождю», и тот даже при желании не смог бы составить конкуренцию, оказавшемуся не у дел Гитлеру. Началась «война всех против всех», а затем передравшиеся «диадохи» встретили досрочно освобожденного фюрера как верховного арбитра. Гитлер требовал слепого подчинения, не допускал никаких дискуссий и споров по тактическим и программным вопросам. «Наша программа выражается в двух словах: Адольф Гитлер», — так сформулировал эту позицию один из приближенных нацистского фюрера. Гитлер твердо придерживался принципа «слепая вера сдвигает горы». Ради укрепления личного господства он постоянно сталкивал лбами своих приспешников, чтобы избежать опасной концентрации власти, создавал ведомства, которые дублировали друг друга, т. е., по остроумному замечанию одного американского историка, насаждал своеобразный «институциональный дарвинизм», позволявший ему постоянно выступать в качестве всемогущего арбитра. К концу 20-х годов пресловутый «фюрер-принцип» пронизывал всю структуру НСДАП сверху донизу. Свойственные политическому стилю крайне правых организаций и партий авторитарные тенденции, ставка на «сильную» личность достигли качественно новой ступени.