В «запоздавших» империалистических государствах интенсивная ломка традиционных социально-экономических структур особенно обостряла классовые противоречия и создавала напряженную психологическую ситуацию для многочисленных слоев населения, не успевших адаптироваться в быстро меняющихся условиях.
Ранняя монополизация, прежде всего в Германии и Италии, ставила в трудное положение мелких предпринимателей, торговцев, ремесленников, не успевших экономически и политически консолидироваться в той мере, как, например, аналогичные слои во Франции, где они имели опыт участия в нескольких революциях и многолетнюю школу политической борьбы.
Немецкая мелкая буржуазия по своему политическому развитию значительно отставала от подобных социальных слоев в других западноевропейских странах. «Английский, французский и всякий другой мелкий буржуа отнюдь не стоит на одном уровне с немецким», — отмечал Энгельс{20}. Причина, по его словам, кроется в следующем: «В Германии мещанство — это плод потерпевшей поражение революции…»{21}.
Политическое единство пришло в Германию поздно. Результатом его явились «порядок», «величие», «слава», а мелкой буржуазии особенно свойственно отождествлять себя с нацией и с ее воплощением — государством. Идентификация с мощным кайзеровским рейхом льстила социальному самолюбию мелкого буржуа, насквозь пропитанного в Германии тем духом верноподданничества, который с таким разящим сарказмом развенчал Г. Манн. Не удивительно, что мелкобуржуазные слои в Германии оказались подвержены воздействию реакции и часть их была вовлечена в русло консервативной юнкерско-буржуазной политики.
Идея «национального величия» давала мелкому буржуа (причем не только германскому) компенсацию за пошатнувшиеся экономические позиции. Империалистическая экспансия выглядела конкретной реализацией этой идеи. «Империализм, — пишет прогрессивный западногерманский ученый Р. Кюнль, — являлся, таким образом, одним из важнейших связующих звеньев между мелкобуржуазными массами, которые по многим причинам мечтают о величии нации, и капиталом, который с конца XIX в. был побуждаем к экспансии потребностями самосохранения»{22}.
Эффективным рычагом для втягивания массовых слоев в орбиту империалистической политики служил реакционный национализм. Трудно переоценить его роль в подготовке социальной базы фашизма. В то же время нужно иметь в виду, что в распространенных на Западе концепциях национализм изображается своего рода стихийным порывом широких народных масс, который будто бы и подталкивал верхи на путь экспансии. Так, американский историк А. Касселе пишет о «народном национализме», проистекающем из глубоких иррациональных инстинктов масс.
На самом же деле националистическая истерия насаждалась сверху. Наглядным примером может служить Германия, где запоздавший к разделу мира империализм обрел наиболее агрессивный характер. Там основным разносчиком националистической заразы был основанный в 90-х годах XIX в. Пангерманский союз. Пангерманский союз пропагандировал не только объединение всех немцев под одной крышей, но и, по сути дела, ничем не ограниченную экспансию. Промышленный магнат Э. Кирдорф (это имя еще не раз появится на страницах этой книги), входивший в руководство союза, недвусмысленно высказался на этот счет: «Европейское платье стало для нас слишком тесным»{23}.
После того как главой союза в 1909 г. стал Г. Класс, еще более упрочились связи пангерманцев с монополистическим капиталом. Тем более что один из руководителей союза — А. Гугенберг возглавил директорат концерна Круппа и вошел в директорат Центрального союза германских промышленников. Не удивительно, что крупповскую монополию Г. Класс приводил в качестве примера подлинно национального промышленного комплекса.
В «мозговом тресте» союза была широко представлена буржуазная интеллигенция, располагавшая большими возможностями воздействия на массовое сознание. По данным на 1904 г., из 276 членов правления насчитывалось 19 университетских профессоров, учителей и священников — 61, прочих представителей интеллигенции — 62. Если прежде говорили, что прусский школьный учитель одержал победы под Садовой и Седаном (имеются в виду австро-прусская и франко-прусская войны), то теперь с помощью учителей, священников, профессоров, журналистов монополии рассчитывали подготовить массы к борьбе за мировое господство. Достаточно вспомнить хотя бы активную деятельность националистического историка Г. Трейчке.