Выбрать главу

Национализм принял у фашистов форму зоологического расизма. В отличие от других националистических групп и течений фашисты не видели какой-либо альтернативы физическому уничтожению «расово чуждых элементов».

В духе самого вульгарного социал-дарвинизма нацистский фюрер строил свою аргументацию на грубых аналогиях между животным миром и человеческим обществом. Чтобы доказать необходимость расправы с «расово чуждыми элементами», он ссылался, например, на повадки обезьян, которые, как он утверждал, «забивают до смерти всякого чужака. А что годится для обезьян, должно быть в еще большей степени пригодно для людей». Сочетая проповедь геноцида с культивированием чувства превосходства «избранной расы», нацисты преследовали и важную социальную цель: принадлежность всех «истинных» немцев к «расе господ» снимала проблему социального неравенства. Расизм должен был, таким образом, создать иллюзию ликвидации классовых антагонизмов, а соучастие в геноциде — связать широкие слои населения круговой порукой с фашистскими палачами.

По сравнению с традиционной реакцией фашизм (прежде всего германский) отличался крайним авантюризмом.

Хотя все свойства нацизма в полной мере раскрылись после прихода к власти, когда в его руках оказались могущественные рычаги господства, эти признаки формируются еще на генетической стадии. В ее завершающей фазе нацизм выделяется сначала как самая последовательная, а затем и как главная сила экстремистской реакции. На основе идейно-организационной консолидации он во второй половине 20-х годов отпочковывается от прочих родственных формирований крайне правого лагеря. Нацисты претендуют на гегемонию.

Но этим не исчерпывается содержание данной генетической фазы. Ключевой момент генезиса фашизма — это слияние, синтез экстремизма мелкобуржуазного с экстремизмом господствующих классов при решающей роли последнего. Начало этому процессу было положено самим возникновением нацистской партии, он интенсифицируется с превращением нацистов в главную силу правого лагеря в конце 20-х — начале 30-х годов, когда мировой кризис подтолкнул в ряды нацистского движения растерявшихся представителей мелкой буржуазии и средних слоев, стимулировал фашизацию верхов. По мере приближения к власти мелкобуржуазный экстремизм все более растворялся в экстремизме верхов. Противоречия между двумя типами экстремизма не были антагонистическими, их нельзя отождествлять с противоречиями между массовым базисом и социальной функцией фашизма. Ведь мелкобуржуазный экстремизм, несмотря на присущие ему антимонополистические тенденции, отражал не столько истинные интересы мелкой буржуазии, сколько ее претензии и предрассудки.

Наглядным примером того могут служить так называемые «левые нацисты» во главе с братьями Штрассерами, которых буржуазные историки обычно изображают носителями неких «социалистических» идеалов первоначального нацизма. Аптекарь из баварского городка Ландсхута Грегор Штрассер даже чисто внешне мог служить живым воплощением воинственного мелкобуржуазного экстремизма. Его могучее телосложение, тяжелые кулаки и зычный голос были весомыми аргументами на многочисленных митингах и собраниях, часто сопровождавшихся потасовками. Если младший Штрассер — Отто — был главным образом кабинетным идеологом, то Грегор отличался бойцовским темпераментом и организаторской хваткой. Пока Гитлер сидел в заключении, Штрассер-старший сосредоточил в своих руках основные пружины нацистского партийного аппарата, и вплоть до конца 1932 г. на его плечах лежала тяжесть повседневной рутинной работы, которой чурался фюрер НСДАП. Именно Г. Штрассеру Гитлер после выхода из тюрьмы поручил завоевание Севера, где нацистам противостояли главные силы рабочего движения.

Известный западногерманский историк М. Брошат охарактеризовал концепции братьев Штрассеров как «ярко выраженные социалистические и пролетарско-революционные». Выражая прочно укоренившуюся в буржуазной историографии точку зрения, он утверждал, что «по крайней мере до начала 30-х годов между более революционно настроенной северогерманской НСДАП и мюнхенским партийным руководством оставалась глубокая пропасть»{236}. Несостоятельность этой идеи достаточно обстоятельно раскрыта марксистско-ленинской исторической наукой. Немало материалов, опровергающих это истолкование содержится и в работах зарубежных авторов разной ориентации, хотя для большинства буржуазных ученых такой взгляд уже успел стать аксиомой.