В авангарде реакции опять находятся короли угля и стали. По отношению к рабочему классу они стояли за политику с позиции силы, а для этого им был нужен «твердый порядок». Электротехнические и химические магнаты лучше приспособились к условиям буржуазной демократии. Более высокие прибыли в этих отраслях, базирующихся на последнем слове техники, создавали объективные предпосылки для социального маневрирования; их хозяева были готовы пойти на долгосрочный сговор с лидерами реформистских профсоюзов. Они довольно уверенно чувствовали себя и на внешних рынках, тогда как угольные и стальные короли ориентировались главным образом на внутренний рынок и остро нуждались в помощи государства, государственных заказах. Если экономические позиции представителей «старых» отраслей тяжелой индустрии ослабли, то их политический удельный вес сохранился, тем более что они опирались на традиционную поддержку консервативных землевладельческих кругов, чье влияние на политическую жизнь особенно возросло с избранием на пост рейхспрезидента потомственного остэльбского помещика П. фон Гинденбурга.
Лидеры тяжелой индустрии планировали создать консервативный противовес слишком радикальному, на их взгляд, рейхстагу. С 1925 г. они требовали преобразования рейхсрата (имперского совета) во вторую палату, формируемую либо по сословному принципу, либо по назначению рейхспрезидента. Причем эта палата должна была располагать правом вето прежде всего по финансовым вопросам, чтобы помешать в случае надобности росту расходов на социальные нужды. Требовали также расширения прав рейхспрезидента: его предполагалось наделить правом формирования правительства из министров-специалистов независимо от рейхстага. Такие планы разрабатывались «Союзом за обновление рейха», состоявшим из представителей крупного капитала и землевладельческой аристократии{246}.
Экстремистские устремления монополий особенно рельефно отразились в деятельности реакционера с довоенным стажем А. Гугенберга, главы суперконцерна, контролировавшего средства массовой информации. Уже к 1927 г. им был разработан план «нового государства» на авторитарной основе. Годом позднее Гугенберг становится лидером Немецкой национальной народной партии, вытеснив с этого поста относительно умеренного графа Вестарпа. Если последний надеялся в сотрудничестве с Немецкой народной партией создать сильную консервативно-либеральную партию, то Гугенберг считал своей задачей формирование широкого экстремистско-националистического объединения правых сил от «Стального шлема» и Пангерманского союза до нацистов{247}. В этом проекте угадываются контуры будущего Гарцбургского фронта 1931 г.
В ходе реализации замысла Гугенберга нацисты смогли совершить рывок в «большую политику» еще летом 1929 г., до того, как в стране разразился грандиозный экономический кризис. Вместе с другими силами правого лагеря нацисты воспользовались волной недовольства в связи с планом Юнга, регулировавшим проблему выплаты Германией репараций победителям в первой мировой войне, чтобы повести атаку на буржуазно-демократические институты, разжигая в массах националистические эмоции. Самые воинственные и реакционные фракции монополистического капитала, чьим глашатаем был Гугенберг, предоставили в распоряжение нацистов огромные средства, мощный аппарат пропаганды (прессу, кино, радио). Успешный для нацистов исход сентябрьских выборов 1930 г. способствовал их дальнейшему сближению с верхами.
Этому содействовало и благожелательное отношение к нацистам со стороны международной реакции. Восторженно встретила результаты сентябрьских выборов 1930 г. влиятельная английская консервативная газета «Дейли мейл», принадлежавшая известному профашистскими симпатиями лорду Ротермиру. Фашисты не замедлили перепечатать статью из этой газеты в своем центральном органе под заглавием «Победа Гитлера — возрождение германской нации. Новая эра в мировой политике». Достаточно красноречива следующая выдержка из этой статьи: «Для благополучия западной цивилизации было бы лучше всего, если бы в Германии оказалось у руля правительство, руководствующееся теми же самыми здоровыми принципами, на основе которых Муссолини за последние восемь лет обновил Италию»{248}.