Утрата аффективности и эмоциональности, усиленная еще более специализированной дифференциацией сознания на отдельные функции, конечно же, является непременным условием сознательной активности и, несомненно, помогла современному человеку в его научных занятиях, но она имеет и страшную теневую сторону. Настолько, насколько сознательное знание требует подавления эмоциональных компонентов, оно является типичным и полезным только для нетворческой работы. Творческие процессы, напротив, не должны исключать сильных эмоциональных и даже возбуждающих компонентов; на самом деле здесь они — необходимый компонент. Каждая новая концепция и каждая творческая идея содержат элементы, которые до этого момента были бессознательными, и возбуждение вызывают эмоциональные компоненты, связанные с бессознательным содержимым. Только связь сознательной системы с эмоционально окрашенным субстратом бессознательного делает возможной способность к творчеству. Поэтому доведенная до крайности дифференцирующая и подавляющая эмоции тенденция западного развития оказывает стерилизующее действие и препятствует расширению сознания. Это подтверждается тем, что творческие люди всегда несколько по-детски непосредственны и их сознание не полностью дифференцировалось; они являются плазматическими центрами творчества, и совершенно не к месту называть такие черты "инфантильными" и пытаться свести их к уровню семейного романа.
Эта тенденция свести все трансперсоналыюе содержимое к личностным отношениям является самой крайней формой вторичной персонализации. Исключение эмоциональных компонентов и вторичной персонализации должно выполнить важную историческую функцию, поскольку оно помогает высвободить Эго-сознание и индивида из тисков бессознательного. Это объясняет, почему такое исключение всегда возникает при переходе от доличностного и сверхличностного в личностное. Но, когда вторичная персонализация пытается утвердиться посредством обесценивания надличностных сил, она вызывает опасную переоценку Эго. Это — типичная ложная констелляция современного ума, который уже больше не может видеть ничего, что выходит за рамки личностной сферы Эго-сознания.
Теперь вторичная персонализация используется западным человеком для обесценивания бессознательных сил, которых он боится. Превосходство надличностного, а отсюда и бессознательного, которое, психически говоря, является местонахождением надличностного, очерняется и отрицается. Эта форма апотропеической защитной магии неизменно пытается объяснить и изгнать все опасное при помощи бойкого "просто-напросто" или "это совсем не так плохо, как вы думаете". Настолько, что бурное и вероломное Черное Море было эвфемистически названо "Эвкснским", "гостеприимным морем", Эринии были переименованы в Эвмениды, а полная непостижим ость Бога стала "Вселюбящим и Милосредным Отцом" и "эйяпопией детей", так что теперь мы ошибочно принимаем трансперсональное просто за личностное. Первобытная божественность Создателя и свирепое, бесконечно странное родовое животное-тотем, живущее в человеческой душе, были настолько искажены, что теперь предполагается, что они происходят от доисторического страшилища-отца или от наложения множества таких отцов, которые вели себя не лучшим образом по отношению к своим "детям".
Даже преувеличения вторичной персонализации представляют собой выражения усилий человека вернуть себе экстериоризированное психическое содержимое посредством его интроекции. Но неизбежное следствие этого процесса, в котором ранее казавшееся внешним содержимое распознается как внутреннее, заключается в том, что теперь надличностные силы появляются в человеческой психике и признаются как "психические факторы". Когда это происходит, отчасти в психологии инстинкта, и совершенно сознательно в теории архетипов Юнга, то означает, что произошла адекватная ассимиляция. Но, когда вторичная персонализация искажена, она ведет к чрезмерному расширению Эго, которое после этого пытается уничтожить надличностное, называя его чистой иллюзией и сводя его к личностным данным Эго.
В результате сводится на нет все значение вторичной персонализации как предпосылки сознательной ассимиляции, потому что теперь надличностное фактически подавлено. Оно больше не может быть сознательно ассимилировано и продолжает действовать отрицательно как неопределенный и сильнодействующий "бессознательный" фактор внутри психики, как прежде, в начале развития человека, он действовал снаружи. Проблема, которая возникает при таком повороте событий, заключается в том, что сам по себе он законен и необходим, и ведет к абсурду и опасности, только если выходит за рамки нормы.
Соответствующий процесс мы находим при рационализации, когда архетип развивается в концепцию. Как мы видели, развитие идет от архетипа как действенной надличностной фигуры к идее, а затем к "концепции", которую "формирует" человек. Хороший пример этого — концепция Бога, которая сейчас полностью исходит из сферы сознания — или считается исходящей из него, так как Эго слишком сильно обманывается, чтобы претендовать на это. Ничего надличностного больше нет, только личностное; нет больше архетипов, только концепции; нет больше символов, только знаки.
Это отщепление бессознательного с одной стороны приводит Эго к потере смысла жизни, а, с другой —к активизации глубоко лежащих слоев, которые теперь стали опасно разрушительными и опустошают самодержавный мир Эго надличностными вторжениями, коллективными эпидемиями и массовыми психозами. Ибо нарушение взаимно компенсирующих взаимоотношений между сознанием и бессознательным представляет собой явление, которым не стоит пренебрегать. Даже если оно не является настолько острым, чтобы вызвать психическое заболевание, утрата инстинкта и чрезмерная акцентуация Эго вызывают последствия, которые, увеличиваясь в миллионы раз, констеллируют кризис цивилизации.
Хотя мы не можем проследить здесь, как психологические и моральные последствия этой ситуации затрагивают отношение индивида к его группе, [22]
тем не менее, мы все же должны несколько задержаться на том, что называют современным распадом ценностей и что мы предпочитаем описывать как крушение архетипического канона.
Культурный канон возникает путем проекции архетипических образов из бессознательного. Его эффективность может варьировать либо в связи с тем, что сознание группы претерпевает прогрессивное или регрессивное изменение, либо потому, что в коллективном бессознательном происходят модификации, то ли спонтанно, то ли в ответ на социальные и политические перемены. Нам придется оставить открытым вопрос о том, когда и при каких обстоятельствах изменения в реальном мире приводят к реакции коллективного бессознательного, и когда и при каких обстоятельствах модификации в коллективном бессознательном выражаются в социологических переворотах. То, что канон ценностей постоянно разлагался в течение последних нескольких сот лет западного развития, является трюизмом, что, однако, не мешает нам с ужасом и удивлением наблюдать мрачные последствия этого процесса в прошлом, настоящем и будущем.
Развал старой системы ценностей в полном разгаре. Бог, Царь, Родина стали сомнительными понятиями, так же, как Свобода, Равенство, Братство, любовь и порядочность, человеческий прогресс и смысл существования. Это не означает, что они перестали оказывать влияние на наши жизни как надличностные величины архетипического характера; но их действенность или, по крайней мере, их положение стало ненадежным, их отношение друг к другу неоднозначно, а их старый иерархический порядок разрушен.
Таким образом, индивид, которому не хватает поддержки компенсирующего внутреннего движения, выпадает из упорядоченной структуры цивилизации. Для него Эго символизирует развал восприятия трансперсональных сил, сужение мировых горизонтов и в целом потерю уверенности в жизни и ее смысла.
В этой ситуации можно наблюдать две общие реакции. Первая — это регресс к Великой Матери, в бессознательное, готовность собраться в массу и таким образом в качестве коллективного атома с новым надличностным восприятием обрести новую уверенность и занять новую выгодную позицию; вторая — это бегство к Великому Отцу, в уединение индивидуализма.