Взгляды Азриэля на мистическую молитву, примечательные своей точностью, затем применяются к предписанным молитвам: молитве восемнадцати благословений (Амида) и исповеданию единства (Шема)[766]. По его словам, Амида содержит три рода обращений: те, что касаются благополучия и нужд тела, те, кто связаны с благополучием и нуждами души, и те, что имеют дело с нуждами жизни души, то есть с духовной жизнью самого будущего мира. Конечно, именно в этом последнем слое раскрывается мистический смысл молитвы. Но есть различные подходы к тому, как сама молитва соответствует трём началам всякой реальности, которые Азриэль позаимствовал из метафизики Аристотеля, придав им мистический оборот. Эти три начала суть материя, форма и steresis; эта последняя идея, однако, находится под влиянием еврейского перевода и заменяется началом Ничто[767]. Превращение материи в вечно новые формы происходит посредством этого Ничто, которое может указывать, с одной стороны (а в подлинном аристотелевском учении — только так) на нехватку того, что всякий раз ново в трансформациях, а с другой (в смысле каббалистов), на влияние сефиротического начала Строгого Суда. В любом случае эта идея может быть связана с идеей мистического Ничто, из которого происходит всё творческое.
Для Азриэля эти начала представляются, в сущности, так: Ничто — это то, что присутствует во всём, что возникает, как посредник для трансформации. Сефира Строгого Суда и ограничения — это, в то же время, сила трансформации, присущая вещам. Материя, с другой стороны, пребывает в себе и обновляется без трансформации, как живой поток, воды которого обновляются каждую минуту, но, тем не менее, всегда те же. Эта сила, согласно Азриэлю, происходит из сефиры Милосердия, посредством которого Бог каждый день обновляет и, в то же время, сохраняет своё Творение. Однако, по его словам, форма — это возможность, присущая материи, благодаря которой материя получает приток вечно новых форм. Она сходна с источником, из которого наполняется пруд.
Соответственно, существуют три степени молитвы, в которых отражены эти три начала. Низшая — это молитва без духовности, молитва, не пронизанная жизнью души, текущей из источника бина. Это, согласно Азриэлю, «неизменная молитва», упомянутая и отвергнутая Мишной (Berakhoth 14:2), потому что она как стоячая вода пруда, в который не втекает жизнь ни из какого источника. Выше неё находится молитва, которую Мишна определяет, как «заклинание милости», тахануним, в которой жизненность источника вливается с большой силой. Это молитва «формы». Однако, высшая молитва — это молитва преданного, который отбрасывает всё, что мешает ему и ведёт слова, происходящее из Ничто, обратно в Ничто. Здесь мы можем легко проследить трансформацию концепции Ничто или Небытия в мистическую категорию. Эта молитва называется тефилла, в должном смысле еврейского термина, который автор выводит из пидлул, «суд». Так что молитва тоже должна восходить от обращения об исполнении телесных нужд к нуждам души, а оттуда к чистой духовности жизни будущего мира.
Здесь мы можем ясно видеть, как мистики поднимали философские концепции и трансформировали их под свои нужды. Уже Эзра связывал «хорошо весьма» Быт. 1:31 с соттито всех вещей с Ничто (айн), и это общение является именно истинным принципом блага и, в то же время, «Причиной обновления поколений»[768]. Источник этой идеи, очевидно, лежит в переводе Путеводителя Маймонида, сделанном Иехудой аль-Харизм, который широко использовали каббалисты Жероны. «Всё добро и зло»,— сказано здесь (Путеводитель 3:10),
...имеет только реальность недостатков [буквально: ничто] ... и потому [Творец] сотворил материю, согласно её природе, и эта природа покоится на её [материи] постоянной связи с Ничто. И поэтому Тора говорит [Быт. 1:31]: «И увидел Бог всё, что Он создал, и вот: хорошо весьма»; даже реальность этой низшей материи, согласно её природе, происходящая из её связи с Ничто, вызывающей смерть и всякое зло — всё хорошо для существования и длительности реального, несмотря на трансформации, которые происходят в несчастных случаях.
767
Так в Abraham bar Hiyya,
768
См.