Выбрать главу

Более того, и сами ядра достаточно легко гомологизируют- ся, как это доказал Ле Гро Кларк ( Le Gros Clark W. The Topography and Homologies of the Hypothalamic Nuclei in Men // J. Anat., 1936).

Гро Кларковский труд свидетельствует о типичности, а тем са­мым, fortasse, и о неизменности функций гипоталамуса у позво­ночных, вне зависимости от их «высшести» или «низшести». Эта не­изменность, я бы сказал, «эволюционная застывшесть» ядерных образований является прекрасным (еще одним) свидетельством ар­хаичности гипоталамических структур.

Спинальные связи и гомологичность ядер — это, конечно, са­мые грубые и простые критерии, но именно они и являются бес­спорными.

E supra dicto ordiri древность данных структур не вызывает ника­ких сомнений.

Предположение, что формировавшая мозг свирепая реаль­ность как палеозоя, так и последующих эпох могла испытывать потребность в каких-то иных интеграторах поведения, кроме агрессий, является чисто фантазийным и всерьез обсуждаться не может.

Дело в том, что выживание вида обеспечивали лишь зрелость и сила агрессий. Любое подмешавшееся к ним «положительное» качество было бы для этого вида самоубийственным. Оно просто «смахнуло» бы его носителей с эволюционной сцены.

В результате, именно комплект агрессий и стал основой всякого сложного поведения. И именно его (в той или иной степени) унасле­довали млекопитающие, в том числе и homo.

А более, кстати, наследовать было и нечего. В реальности нашей эволюции никакие качества, кроме тех, что детонируются агресси­ями и их производными, не имели, не имеют и, вероятно, не будут иметь никакой существенной ценности.

Ad verbum, «стыд», «совесть», «милосердие» или иные «качества» со­временного homo хотя и имеют строго культурологическое проис­хождение, но тоже способны в незначительной степени определять его поведение. Впрочем, будучи лишь поведенческими играми, они предельно хрупки и зависимы от множества этнических, историче­ских, финансовых, бытовых, культурных, географических, климатиче­ских, этикетных или иных обстоятельств. С реальными интегратора­ми поведения (агрессиями) они соотносятся примерно как Verrucaria со скальным массивом, на котором эти лишайники обычно селят­ся. Впрочем, «добродетели» никогда не выдерживают конкуренции с подлинными основами поведения, т.к. являются не более чем ин­струментом, применение или не применение которого целиком за­висит от обстоятельств. Впрочем, это отдельный разговор, который еще впереди.

E supra dicto ordiri homo, как эволюционный продукт, на всех эта­пах своей истории и не мог бы быть другим, нежели он обозначен в свой «фиксированный» период, т.к. не мог и не может быть сво­боден от наследства «бабушки-терапсиды», т.е. от своего переднего мозга и лимбической системы.

Предположение о любом сущностном «изменении» функций systema limbica за 5-7 тысяч лет является необоснованным, т. к. из­менение функции неразрывно связано с принципиальным изме­нением анатомического субстрата и физиологии. Этих измене­ний, разумеется, произойти не могло и не произошло (вспомним гомологичность ядерных образований гипоталамуса у рептилии и homo).

И дело даже не в том, что для структур мозга семь тысяч лет — ничтожный срок, за который (в смысле цереброгенеза) не может свершиться ничего.

Дело в том, что если мы «вынем» агрессивную составляющую или как-то существенно изменим ее, то никаких других реальных инте­граторов поведения просто не останется, так как эволюция никаких «иных» и не создала.

(Примерную «дату» получения предтечами человека этого наследства назвать сложно. Это может быть как конец мезозоя, так и самое нача­ло кайнозоя, когда начали распространяться первые плацентарные, в том числе и приматы, вроде eosimias. Но, in genere, попытка установ­ления точной «даты» является бессмысленным формализмом, так как эволюция обеспечила всему живому необычайную близость и непре­рывность родства по церебральным (в данном случае, стволовым) па­раметрам.)

Впрочем, было бы несправедливо сводить роль агрессий исклю­чительно к практике убийств.

Следует помнить, что комплект агрессий вообще является глав­ным фактором, формирующим норму поведения всякого живого су­щества.

Основных видов агрессий, как известно, шесть или семь. (Вопрос о границах меж близкими агрессиями и их номинациях до сих пор является дискутивным).

Перечислим их.

Это «хищническая» praedonia agressio, «материнская» materna agressio, «половая» sexualis agressio, «правовая» (агрессия самоза- явления) justa agressio, «территориальная» terretris agressio, «меж- самцовая» intermasculina agressio, «страховая» reveritoria agressio. (Я уж не говорю о множестве малых «инструментальных» агрессий, которые тоже, как и «большие», структурируют поведение любого животного, включая homo.)

«Хищническая» (praedonia agressio) является одной из основных агрессий.

Именно ее потенциалы обеспечивают будущее вида и его разви­тие, так как именно хищничество вынуждает организм искать и на­ходить сложные, но и наиболее эффективные формы поведения.

Будучи самой динамичной из агрессий, praedonia одновременно способна концентрировать все возможности организма на дости­жение цели, порой, через преодоление множества обстоятельств и препятствий.

По степени фундаментальности и важности она сопоставима с такими базовыми видами агрессий, как materna, sexualis и justa.

По всей вероятности, praedonia значительно более весома, чем terretris, intermasculina, reveritoria et cetera.

Puto, «хищническая» наиболее многооттеночна, сложна, нюан­сирована и, что самое важное, она может провоцировать то по­ведение, при котором все проявления самой агрессии тщательно скрыты.

Scilicet, со времен звероящеров докембрия praedonia сотни мил­лионов лет шлифовалась, прежде чем стать стержневой в поведе­нии части млекопитающих, но шлифовка изменяла лишь ее «по­верхность», разумеется, не касаясь самой сути.

Ceterum, даже если разложить смысл «хищнической агрессии» на ее самые архаические компоненты, такие как «скрытность», «поиск», «выслеживание», «угадывание по косвенным признакам», «затаива­ние», «маскирирование», «скрытное ожидание», «погоня», «нападе­ние», «умерщвление», «добивание», «раздирание», «пожирание», то становится ясно, сколь этот вид агрессии многообразен, перспек­тивен и применим к самым разнообразным ситуациям, внешне со­вершенно не напоминающим (к примеру) охоту терапсид (звероя­щеров) палеозоя.