Выбрать главу

(За последние три тысячи лет homo, конечно, героизировали и «напуд­рили» весь комплект агрессий, от praedonia до intermasculina, навяза­ли на него множество социальных, культурных, религиозных, военных и гастрономических «бантиков», но, будем откровенны, сути явления это не изменило 16 .)

Илл. 19. Терапсида

Я неслучайно опять упомянул именно терапсид — зверозубых рептилий, появившихся двести пятьдесят миллионов лет назад. Именно они первыми демонстрируют достаточно сложное пове­дение, основой которого были зрелые инстинкты и агрессии. Со­гласно исследованиям J. Carey (1967), Н. Коікедаті (1963), именно у рептилий впервые в эволюции появляется полноценный амигда­лоидный комплекс, а сами синапсиды являются «критическим эта­пом эволюции».

Достойно упоминания и то, что разрушение (эксперименталь­ное) части лимбической системы рептилий давало результаты пре­дельно близкие с последствиями таких же экстирпаций у млекопи­тающих (Карамян А., Соллертинская Т. Роль структур лимбического мозга в регуляции поведенческой деятельности в филогенезе позво­ночных, 1985).

Более того, не следует забывать тот факт, что именно синапсиды послужат материалом, из которого эволюция наконец «изготовит» млекопитающих.

Вернемся к наиболее важной для нашей темы — к хищнической агрессии, вполне достойной звания «regina agressionis».

Вероятно, именно она дала жизнь тому поразительному ветвле­нию поведенческих и эмоциональных нюансов, которые и сегодня определяют стремление, неукротимость, храбрость, терпение, до­стижение, непреклонность, напор и результат.

Fortasse, будет совершенно лишним напоминание, что все воин­ские подвиги homo (от Илиады до Сталинграда) — это прямые дети praedonia, причем в самом ее чистом, первородном виде, восходя­щем из палеозоя.

Возможно, это покажется парадоксальным, но, puto, что имен­но хищническая агрессия является «матерью» и столь ценимых ка­честв, как «самопожертвование», «бескорыстие», «благородство», «целеустремленность», «сострадание» и другие «добродетели».

Дело в том, что социализация несколько «сместила ориентиры» и переоценила ценности.

Объектом охоты в социализированном мире homo, основной сверхценной «добычей» — становится уже не кролик или бегемот, а общественное одобрение (т. н. слава, признание, уважение, покло­нение et cetera).

Именно эта добыча обеспечивает доминацию, власть и дивиден­ды (масштабы как власти, так и дивидендов могут сильно варьиро­ваться — от «всемирных» до межличностных).

Но охота на общественное признание — сложна и тонка, она требует особой изобретательности, как раз и порождающей раз­личные «самопожертвования», «бескорыстия» и другие специфи­ческие, ярко контрастные и, в силу этого, часто успешные вариа­ции поведения homo. Особо сложная цель порождает и предельно сложный инструментарий для ее достижения, т.е. т.н. добродетели.

Ridicule, но механизм их возникновения, чаще всего, совершенно неве­дом «охотнику» за признанием. Он вполне может быть уверен, что дей­ствительно руководствуется «добродетелями», в чем ему оказывает суще­ственную помощь та часть его мышления, что образована стереотипами. Ad verbum, в «добродетели», как в охотничьей уловке, нет ничего прин­ципиально нового; puto, здесь отчасти уместна аналогия с разнообра­зием маскировок и ухищрений, к которым давно прибегает животный мир и насекомые для успешности своего промысла. Вариативность та­ких маскировок огромна, она может быть и косметической (для ликви­дации собственного запаха), и зрительной, и поведенческой. Превос­ходными образчиками мимикрии, при которой существо выдает себя за нечто «прекрасное» или «безобидное», являются пауки-бокоходы, или цветочные пауки, маскирующиеся под соцветия, что позволяет им прямо в цветке подкарауливать свою добычу; самцы каракатиц, спо­собные «раскраситься» под самок, чтобы получить безопасный доступ в их общество и внезапно совершить спаривание; притворяющиеся водорослями или веточками рыбы-иглы, палочники et cetera.

У homo шаблоны «добродетелей», как правило, заимствуются из бытовой, мистической или литературной мифологии, т.е. из того массива фантазий, который род человеческий сложил о себе самом. Стоит отметить, что, несмотря на свою искусственность, они могут иметь хоть и временно-декоративное, но очень успешное воплоще­ние в реальности.

Также достойно ремарки, что «добродетелями», как эффектив­ным средством достижения цели, «пользуется» не только praedonia, но и любая другая агрессия. К примеру, sexualis и justa.

Столь же отчетливо, как и в деле генерации «добродетелей», regina agressionis просматривается и в любой другой сфере деятель­ности homo.

Наглядные образчики ее проявлений можно обнаружить, exempli causa, в литературе или науке, где в основе успеха — всегда

умелая, беспощадная, терпеливая охота за результатом. Впрочем, здесь (скорее всего) присутствует симбиоз агрессий, где justa игра­ет не меньшую роль, чем praedonia. Этот симбиоз выступает как ин­тегратор, движитель уже «интеллектуальных» корковых потенциа­лов, т. к. в качестве «добычи» выступает научное открытие.

Exempli causa:

Применительно к нашей теме нет никакой принципиальной био­логической разницы меж десятью пальцами Эйнштейна, в 1921 году принимающими диплом нобелевского лауреата, и 220-ю зубами Varanosaurus, 300 миллионов лет назад терзающего ими брюхо тихого мохоеда Moschops. И та и другая добыча (как диплом, так и брюхо мос- хопса) есть результат проявления примерно одних и тех же качеств; правильно направленной, концентрированной агрессии достижения цели, т. e. praedonia. (В случае с Эйнштейном мы всего лишь наблюдаем, сколь удивительно она может трансформироваться, и как важно в та­ких случаях «соучастие» полноценной агрессии самозаявления.)

Secundum naturam, речь не идет и не может идти о какой-либо «диктатуре» агрессий или о том, что они являются чем-то боль­шим, чем специфическим, оформленным и направленным видом «возбуждения-торможения».