Выбрать главу

Ценность настоящей, серьезной ошибки в науке хорошо известна. Ува­жение к ней недурно сформулировал «Квантовый Маразматик» Па­ули (как он сам себя называл) в своей рецензии на какую-то из гипотез Виктора Вайскопфа: «Эта идея неверна, она даже не ошибочна».

Иное дело — пример И. М. Сеченова (1829-1905).

Он совсем чуть-чуть «разминулся» во времени с публикация­ми фундаментальных открытий нобелевских лауреатов Ч. С. Шер­ри нгтона «The Integrative Action of the Nervous System» (1906); С. P. Кахаля «Histologie du Systeme Nerveux de I'homme et des Vertebres»

Илл. 1. И. М. Сеченов

(1909); с центрэнцефалической теорией У. Пенфилда, Г. Джаспера, Л. Робертса «Epilepsy and the Functional Anatomy of the Human Brain» (1954), «Speech and Brain Mechanisms» (1959); с разработками теории ретикулярной формации Г. Мэгуна, А. Бродала,Дж. Росси, А. Цанкет- ти (1957-1963); с результатом множества блестящих нейрофизио­логических экспериментов и исследований XX столетия.

Если бы Иван Михайлович Сеченов, с его способностью обоб­щать все, чем располагает наука, с его пониманием принципов ра­боты мозга, при своей жизни располагал бы всеми вышеперечис­ленными материалами, то в данной книжке не было бы ни малейшей необходимости; возможно, все точки над і в вопросе формирования мышления и интеллекта были бы давно расставлены Сеченовым. Но нам не повезло: Иван Михайлович умер раньше, чем нейрофизио­логия обрела свою настоящую «научную плоть».

В истории изучения мозга великие открытия спрессованы со столь же великими ошибками так крепко, что отпрепарировать одни от других можно будет только в далеком будущем, когда сум­ма знаний, вероятно, станет окончательной, и будет подведен не­кий итог эволюционной истории мозга позвоночных.

Нам же остается довольствоваться известным ad interim.

Вкратце — история вопроса.

Парасхиты Древнего Египта (жрецы-бальзамировщики), кото­рые готовили тела умерших к вечной жизни, относились с самым серьезным почтением ко всем внутренним органам человека.

Печень, сердце, почки, желудок, кишечник, селезёнка, легкие et cetera по извлечению из трупа обмывались, бальзамировались и либо расфасовывались по сосудам, либо помещались обратно в мумию. Забвение или случайное уничтожение любого из внутрен­них органов исключалось, так как лишало покойника части статуса в загробном мире. У каждого из органов была особая мистическая роль и свой бог-покровитель.

Сердце, exempli causa, находилось под защитой бога Туамуте- фа ( Книга Мертвых, 2002. Гл. XXVI), желудок охранял бог Хапи, а пе­чень — бог Кебсеннуф \

Помимо бога-протектора каждый орган имел и врага-демона, старавшегося его повредить, украсть или уничтожить. Все органы при мумификации защищались от демонов-похитителей специаль­ными амулетами из лазурита или сердолика.

Единственный орган, который без сожалений и раздумий выбра­сывался парасхитами, был головной мозг.

Его извлекали, как пишет Геродот, «через ноздри», а в реаль­ности, вероятно, проламывая concha nasalis superior, os lacrimale, proc. uncinatus, т.е. верхнюю носовую раковину, слезную кость и крючковидный отросток ( Михайловский В. Г. Опыт рентгено­логического исследования египетских мумий. СМАЭ, 1928. Т. 8) (Илл. 2).

Илл. 2. Рентгенологическое исследование мумии (по Михайловскому)

Мозг не имел ни бога-покровителя, ни тайного имени.

Он вообще не имел никакого значения и, после удаления из го­ловы, мог быть даже «скормлен собакам».

Вразумительных объяснений этому факту нет.

Говорить о точном времени зарождения этой тенденции невоз­можно, но если мы датируем ее эпохами III— V династий, а это 2600- 2500 годы до н.э., то мы, вероятно, будем где-то недалеки от исти­ны. (В это время складываются первые редакции «Книги Мертвых» и формируются основные приемы и правила мумификации.) Но, secundum naturam, нельзя исключать, что полное пренебрежение мозгом — традиция более ранняя, восходящая к І-ІІ династии, ко временам Джера и Кхасекхемви.

Спустя примерно две тысячи лет у греков возникли подозрения о том, что загадочная формация, заключенная в черепе головы, все же имеет какое-то значение. Первым из греков в данной теме обо­значился, естественно, Гиппократ.

«Гиппократ определил мозг как железу, регулирующую влагу орга­низма, и как главного производителя спермы, которую он по спинному мозіу перекачивает в яички» (Мороховец Л., проф. История и соотно­шение медицинских знаний, 1903).

Обычно эту выжимку из гиппократового трактата «О железах» приводят как хрестоматийный пример наивности древней медици­ны. В приведении ее нет почти ничего некорректного, она, действи­тельно, суммирует часть представлений Гиппократа о мозге.

Но, вероятно, лишь часть.

Трактат его же авторства «О священной болезни» написан будто бы совсем другим человеком. В нем уже нет почти ни слова о спер­ме, а есть разработки настолько разумные, что крупнейший автори­тет нейрологии XX века Уайлдер Грейвс Пенфилд публично признал их «изумительность и по сей день».

Puto, что здесь не помешает полная цитата из речи Пенфилда на Детройтском конгрессе нейрофизиологов:

«...Описание функции человеческого мозга, которое можно найти в его книге, в разделе “священной болезни” (sacred disease) (эпилепсии), является поистине изумительным и по сей день. Совершенно ясно, что Гиппократ использовал симптоматику и проявления эпилепсии как руководство к познанию функции мозга, подобно тому, как Хьюлинг Джексон делал это много лет спустя, и подобно тому, как мы пытаемся это сделать сегодня» (Penfield W. G., 1957).

Возможно, Пенфилд чуть-чуть и перебрал с восхищением (он был вообще очень щедр на похвалы), но некая научная здравость и ясное понимание главенствующей роли мозга в трактате, без­условно, содержится.

Впрочем, этот трактат особого впечатления на современников и ближайших потомков Гиппократа не произвел. Его безрезонанс- ность в античной науке не объяснима, но очевидна.