– А желудок не заболел? – спросила Эмма.
– Нет, как ни странно. Вот на душе как-то нехорошо. Я дожил уже до тех лет, когда даже самая злобная критика не отражается на здоровье.
– Слава тебе господи!
Сент-Джордж Майварт писал Чарлзу письма, исполненные самых теплых чувств, и одновременно не переставал нападать на него на страницах прессы: по-видимому, именно он был автором анонимной, полной яда статьи в "Куо-терли ревью", направленной против "Происхождения человека". Этого Дарвин никак не мог понять.
– Прихожу к печальному выводу, – как-то заметил он, – что Майварт, хотя и пытается сохранить личину благородства, на самом деле так закоснел в предрассудках, что не в состоянии рассуждать справедливо.
Чонси Райт, американский натуралист, опубликовал в "Норт-Америкэн ревью" статью, в которой дал такую глубокую и всестороннюю критику взглядов Майварта, что Чарлз обратился к Райту с просьбой опубликовать его статью в виде брошюры. Гексли также бросился защищать друга, да так горячо, что Чарлз должен был успокаивать его.
– Война, мой друг, будет долгая, – сказал он, – мы с вами умрем, а она все будет длиться.
Гексли не утихомирился и написал главу ко второму изданию "Происхождения человека", в которой сравнивал мозг человека с мозгом обезьяны.
Гукер также повел борьбу с противниками Чарлза, особенно с Майвартом и Оуэном. Он, между прочим, сказал:
– У каждого из нас есть хотя бы один человек в мире, которого ненавидишь. Это способствует душевному равновесию, – при этих словах лицо Гукера нахмурилось. – У меня тоже есть такой человек, Эктон Эйртон, новый министр работ в правительстве Гладстона. Этот высокомерный джентльмен занял антинаучную позицию в отношении моего сада в Кью. Он делает все, чтобы я ушел в отставку. Поскольку он мое прямое начальство, я стараюсь сотрудничать с ним, но у него шкура, как у носорога.
И все-таки можно сказать, что для Чарлза семидесятые года были такими же хорошими, как далекие тридцатые, когда он совершил свое плавание на корабле "Бигль", вернулся в Кембридж, где занялся обработкой привезенных коллекций, переехал в Лондон, женился на Эмме и начал писать геологические и естественнонаучные труды. Причин для огорчений почти не осталось. Он был почетным членом научных обществ, академий и университетов многих стран; "Происхождение человека" было издано в США и переведено на многие языки. Изредка случались вспышки раздражения или наступал упадок сил от чрезмерной, изнуряющей работы над микроскопом – Чарлз изучал секрецию плотоядных растений, – но все это быстро проходило. Каждый день, даже если погода была холодная, он совершал прогулку по Песчаной тропе в сопровождении своей любимой собаки.
В июне произошло событие, напомнившее о быстротечности времени. Неделю они гостили в Лондоне у Эразма. Генриетта, которой было уже двадцать восемь лет, познакомилась с неким Ричардом Лнчфилдом, и в августе они поженились. Дарвинам Личфилд понравился. Ему исполнилось тридцать девять лет, он был широк в плечах, а его близорукие глаза придавали ему отрешенное выражение. Ричард окончил Тринити-колледж Кембриджского университета, стал адвокатом, основал Рабочий колледж, преподавал в нем и был его казначеем. Когда церемония бракосочетания закончилась, Чарлз сказал:
– Только что на наших глазах начался новый цикл. Наши птенцы начинают вылетать из гнезда, напутствуемые молитвой священника.
– Дай-то бог, – ответила Эмма. – Нам с тобой перевалило уже на седьмой десяток, пора внуков нянчить.
Чарлз дал дочери только один совет:
– Душа у твоей матери, – сказал он, – из чистого золота. Будь, как она.
Лицо у Эммы было совсем без морщин, только под глазами лежали тени. В каштановых волосах пробивалась седина, она по-прежнему носила их на прямой пробор, опуская на уши наподобие крыла. Отправляясь в гости, она надевала нарядный капор с широкими лентами. Эмма родила десятерых детей, у нее было отменное здоровье, и она всегда находила в доме какую-нибудь работу. Эмма гордилась мужем; во многих странах его называли "первым ученым мира"; в этом была и ее заслуга, она ведь нянчила его, как ребенка, больше тридцати лет. И она уже давно примирилась с тем, что они с Чарлзом никогда не будут одинаково относиться ко всевышнему. Однажды Чарлз сказал ей в утешение:
– Я отнюдь не атеист. Я не отрицаю существование бога. Скорее всего я агностик; просто я не знаю точно.