Опершись о стол, он прикрыл глаза ладонями. Неужели дневник мог стать книгой? Он никогда и не мечтал о его публикации. Правда, он был настолько самонадеян, что воображал, будто может написать книгу с изложением своих геологических наблюдений в Южной Америке. Он упорно и много работал над собиранием материала и теперь решил, что эта книга должна быть написана. Но вот дневник? За свою жизнь он прочитал множество дневников известных путешественников, и ему ни разу не пришла мысль, что у него есть даже малейший шанс внести хоть какой-нибудь вклад в подобную литературу. При одной мысли об этом кружилась голова. Однако он не будет таким дураком, чтобы робеть. За минувшие два с половиной года он исписал несколько сот страниц дневника, стремясь к той живой, искренней и непринужденной манере, которую подметила Сюзан. Что ж, он будет продолжать в прежнем духе, писать обо всем, что видит, думает и чувствует, включая условия жизни людей в странах, с чьей культурой он знакомился во время своих странствий.
Роберту Фицрою с почтой повезло куда меньше. Когда Чарлз явился на обед, то не мог не заметить, что капитан был взвинчен до крайности: болезненный цвет лица, один глаз налит кровью. На его письменном столе лежало письмо от капитана Бофорта. Фицрой поднял на Чарлза невидящие глаза, глубоко вздохнул.
– Новости хуже некуда. Придется продать "Адвенчер", рассчитать двадцать матросов, которых я нанял в Монтевидео, и выплатить им жалованье и все, что положено, за свой счет. Семьсот фунтов стерлингов, которые пошли на переоснастку шхуны, – тоже из моего кармана.
Он вскочил, взволнованно зашагал по небольшой уютно обставленной каюте.
– Да, Чарлз, для меня это горькое разочарование. Обида никогда не изгладится из сердца. Если бы Адмиралтейство позволило нам сохранить "Адвенчер", мы смогли бы ликвидировать все "белые пятна" на карте западного побережья Патагонии, произвести последовательную съемку берегов до самого экватора, а затем заняться Галапагосскими и Маркизскими островами, а также островами Общества, Тонга и Фиджи. С двумя судами мы управились бы со всеми делами в течение 1836 и частично 1837 года…
– 1837-го! Выходит, путешествие должно занять целых шесть лет!! – И хотя все внутри Чарлза дрожало, лицо его оставалось невозмутимым.
– Ваши карты и схемы – вот ваше оправдание. Мало кто в мире выполнял картографические задачи такого масштаба.
Фицрой, однако, был слишком подавлен, чтобы ухватиться за эти приятные его слуху слова ободрения.
– Ну нет, теперь лорды Адмиралтейства от меня уже не отступятся. Они зашлн так далеко, что отклонили всех троих, кого я представлял к повышению в звании, среди них Джоа Стока и боцмана… Однако я не допущу, чтобы страдала моя работа! Я предлагаю, чтобы оставшуюся неделю июля и август, то есть оба зимних месяца, мы находились здесь, в Вальпараисо. Я буду жить это время на берегу вместе со Стоксом и Кингом. Нам потребуется больше места, света и спокойствия, чем можно обеспечить на борту. А лейтенант Уикем займется переоснасткой и пополнением запасов на "Бигле".
– Тогда я тоже смогу месяц с лишним находиться на берегу и совершить путешествие в Анды? – Чарлз с трудом сдерживал радость в голосе. На устало-озабоченном лице капитана появилось слабое подобие улыбки.
Сам Фицрой ранее намеревался выбраться на неделю в Сантьяго, во всех отношениях приятный столичный город. Сейчас, однако, он сокрушенно покачал головой.
– С Сантьяго ничего не выйдет. Там мое внимание неизбежно отвлекут тысячи разных интересных вещей, а мое дело – заниматься скучной рутиной подсчетов, изучать собранный обоими судами материал. Вместо себя я пошлю Уикема, чтобы добиться от чилийского правительства разрешения на проведение съемки их берегов.
– Но, сэр, тысячи разных вещей – ведь это как раз то, что вам необходимо, – запротестовал Чарлз, – они помогут вам избавиться от ваших разочарований, как следует отдохнуть, чтобы с новыми силами проработать еще год.
Фицрой устало закрыл глаза.
Своими опасениями Чарлз поделился с Бенджамином Байно:
– Послушайте, Бен, нельзя ли как-нибудь заставить его сбавить темп? Работа сводит его в могилу. А теперь, когда в Адмиралтействе с ним так обошлись…
– Если бы капитан сломал руку, – ответил Байно, – он разрешил бы мне вправить кость. Если бы у него был порез на бедре – позволил бы промыть рану. Но вмешиваться в то, что происходит у него в голове, мне не дозволено. Излечение усталости и депрессии не входит в компетенцию судового врача.