Между историческими условиями развития русского и украинского языков есть одна очень существенная разница. Да, северо-восточные русские княжества почти 300 лет были под так называемым «монголо-татарским игом». Но русские люди здесь почти не ощущали влияния татарского языка и культуры, так как кочевники, одержав победу, вновь вернулись в свои улусы. «Так как монголы нигде не оставляли гарнизонов, то «подчинение» носило чисто символический характер; после ухода монгольского войска жители возвращались домой, и все шло по старому» (Л.Н. Гумилев «Древняя Русь и Великая степь». Москва, 1992, с. 508). Таким образом, русская культура и русский язык продолжали свое естественное саморазвитие, начавшееся еще в Киевской Руси. Именно поэтому я утверждаю, что славянорусский (древнерусский) и нынешний русский языки — это один и тот же язык на разных ступенях своего саморазвития.
Совсем иная картина была в Южной Руси! Польские паны с их многочисленной челядью долгое время господствовали на захваченных русских землях и буквально сидели не шее у русского человека, деформируя его язык и жизненный уклад. Те же, кто не выдерживал польской панщины и бежал на южную границу, за пороги, присоединялись к местным половцам и превращались в казаков. Вот где истоки украинского этноса и «татаризации» русско-польского диалекта (украиского языка).
Не могу не ответить еще и на главный вопрос пана Лосива, вынесенный им в заголовок: «Любили ли крестьяне польских панов больше, чем русских?» Пан Лосив спрашивает меня: «Вы пишете, что украинский крестьянин старался общаться с польским дедичем по-польски, поэтому его собственный язык портился и так, мол, возник украинский язык. А какой же язык, в таком случае, мог возникнуть вследствие общения крестьянина с русским паном и почему он не возник? Что-то тут у вас не сходится! Или, может быть, польского помещика украинские крестьяне любили больше, чем русского?»
Сходится, пан учитель, все сходится, сейчас Вы в этом убедитесь. Отвечаю: на Правобережье никакого влияния русского помещика на крестьянина не было и быть не могло, так как «Огромный вес поляков… прежде всего обуславливался богатством и влиянием их элиты. В 1850 г. около 5 тыс. польских землевладельцев имели 90 % земли… этого региона. Правобережье, где сосредотачивалось 60 % всего дворянства Украины, оставалось твердыней старых порядков. Даже ликвидация крепостного права не могла поколебать положения таких сказочно богатых польских магнатов, как семьи Потоцких, Чорторийских, Браницких и Заславских…» (Орест Субтельный «Украина, история». Киев, 1992, с. 244).
Вот Вам и влияние русского помещика. Где же оно? Как был польский пан, так и остался. И на Левобережье были такие же паны, только числом поменьше. Но Левобережье исторически тяготело к России, поэтому здесь, в результате взаимодействия украинского и русского языков, выработался некий усредненный язык, который некоторые деятели украинской культуры презрительно называют «суржиком». На самом деле это нормальный, полноценный украинский язык, в котором просто меньше полонизмов, чем в языке западных украинцев, обитающих в непосредственной близости от очага «украинизации» языка — Польши.
Представляет интерес и вот такой Ваш пассаж: «Я не считаю украинский народ двуязычным, как у мордвы (язык «ерьзя» и язык «мокша»). Он имеет только один язык — украинский — и только с ним может отождествлять себя и свою державу».
Пафос этого высокомерного пассажа очевиден: украинцы — это вам не какая-то мордва, чтобы и далее мириться с такой исторической реальностью, как собственное двуязычие. Поэтому нужно срочно, любой ценой и, не считаясь с мнением подавляющего большинства граждан Украины, создать новую, никогда прежде не существовавшую реальность, в которой один из наших местных языков (русский) стал бы считаться иностранным, чуждым и враждебным для истинного, «щирого» украинца — «мовою сусідньої держави».