Земовит, Лешек и Земомысл — это первые, исторически засвидетельствованные гнезненско-познанские князья. В конце X в. княжеский стол занял сын Земомысла — Мешко, или Мечислав I (960–992). Таким образом, наиболее экономически мощный из всех польских племён союз Полянских племён явился первым в Польше центром перерастания союза племён в государство, т. е. первым центром образования польской государственности во главе с князьями из рода Пястов. Как и в Чехии, этот процесс имел своим исходным моментом накопление огромных богатств в руках рода Пястов, т. е. в руках верховного союзного Полянского князя, что давало ему возможность, прежде всего, содержать при себе и на свои средства многочисленную, хорошо вооружённую дружину, с помощью которой Пясты, такой же дворянский землевладельческий слой (шляхта) в Полянском родовом обществе, как и чешские лехи, легко могли предпринимать удачные грабительские набеги на соседние племена и тем самым увеличивать свои богатства и расширять свои земельные владения, с одной стороны, и с другой — хорошо обеспечивать материально и своих дружинников. Так, например, источники говорят о Мешке, что он имел у себя 3 тысячи рыцарей, способных к бою, которых сотня равняется десяти сотням других аналогичных военных организаций, что он давал им одежду, коней, оружие и все, что им нужно (Аль-Бекри, XI в.). Ближайший преемник Мешка, его сын Болеслав, прозванный Храбрым (992-1025), имел у себя войско в составе уже 20 тысяч. Располагая такими силами, верховный Полянский князь без особого труда мог ликвидировать родовые организации с возглавлявшими их владыками-князьями внутри своего племени, зачислив последних в состав своих дружинников-рыцарей. Затем он проделал то же самое и с родовыми организациями-союзами и в среде соседних племён, присоединяя их земли путём военного захвата к своим владениям, а их родовых владык-князей включая в состав своей дружины-рыцарей, где они поступали на полное иждивение князя, превращаясь из выборных народными собраниями (веча) своих ополей или жуп (русск. вервь) владык и князей в рыцарей-дружинников Полянского князя и образуя в целом военнослужилый класс, состоявший на службе у князя в его полном распоряжении.
С ликвидацией родового строя неизбежно исчезали и племенные организации с возглавлявшими их воеводами-князьями. С другой стороны, и сам Полянский князь из избранного волею народа на племенном вече воеводы племени превращался в государя, в богатого земельного собственника, владельца огромной территории, опиравшегося на мощную собственную военно-аристократическую дружину рыцарей-шляхты и через неё же управлявший и своими обширными владениями. Это были княжеские чиновники, именуемые в латинских источниках баронами. С ликвидацией родового строя, протекавшей не вдруг, но постепенно, в процессе материального укрепления княжеской власти ликвидировались и общеплеменные народные собрания — веча, и их функции переходили теперь к княжескому совету из тех же дружинников-рыцарей, княжеских сановников и должностных лиц по личному выбору князя. Только в исключительных случаях созывались веча, к участию в которых приглашался и простой народ, но только из того района, где в данный момент присутствовал князь для разрешения местных спорных вопросов.
Таким образом, как и в Чехии, в Польше процесс ликвидации родового строя привёл к образованию государства, выросшего из Полянского союза племён, на основе усиления материальной мощи Полянского рода Пястов и роста частной собственности родовой знати.
Как и повсюду, в других аналогичных случаях, государство в Польше явилось, таким образом, учреждением, которое, по характеристике Энгельса, обеспечивало вновь приобретённые богатства отдельных лиц от коммунистических традиций родового строя. Оно не только освящало прежде столь малоценную частную собственность и это освящение объявляло высшею целью всякого человеческого общества, но и приложило печать всеобщего общественного признания к развивающимся одна за другою новым формам приобретения собственности, а следовательно, и к непрерывно ускоряющемуся накоплению богатств, которое увековечивало не только начинающееся разделение общества на классы, но и право имущего класса на эксплуатацию неимущих и господство первого над последним.[219]
219
М., 1932, стр. 107 и сл.