Рассуждения, что это невозможно, что евреи не могут ассимилироваться, — чисто умозрительные. История видела растворение почти всех древних народов — почему должны евреи составлять исключение? Ассимиляция возможна, если мы пожелаем, если согласимся на нее, если перестанем бороться против нее с таким упорством. Одна только неспособность умереть — недостаточное основание для выживания народа. Это пустое и бесплодное отрицание становится абсурдным, если его используют как довод, чтобы остановить тех, кто желает отколоться от еврейства. На практике процесс ассимиляции шел с нарастанием, по крайней мере до последнего времени. Зачем же тогда прилагать столь отчаянные усилия ради того, чтобы повернуть поток? Почему бы не отдаться на волю течения, а не силиться плыть против него?
Нам говорят, что евреям мешает ассимилироваться национальное чувство. Но что за странная у нас нация — жить не живет, а умирать не желает? В чем ее сила? У нас нет своей страны, у нас нет живого национального языка, а вместо него — целый ряд жаргонов, образовавшихся на основе чужих языков? Религия? Но религия наша слабеет и, конечно, не может дать ответа для нерелигиозных людей. В чем же тогда эта ускользающая, особенная, упрямая сила, которая не умирает и нам не дает умереть?
Мне кажется, каждый из нас может ответить на этот вопрос, если только он сам свободен от посторонних влияний, не стыдится взглянуть правде в лицо и быть честным с самим собою. Ответ состоит в том, что в каждом из нас есть какая-то изначальная сила, борющаяся за свое существование, стремящаяся воплотиться.
Это наша народная суть, тот упоминавшийся выше космический элемент, который в сочетании с элементом историческим составляет одну из главных сторон личности каждого из нас. Народную суть можно определить как особый национальный способ проявления умственной и физической энергии, влияющей на характер каждого члена народного сообщества. Он подобен гамме в музыке, которой каждый композитор пользуется по-своему. Если продолжить эту параллель, народную суть можно уподобить хоровому пению, где голос каждого из участников самоценен, но общий эффект зависит от сочетания и относительного достоинства каждого певца, где ценность каждого певца увеличивается за счет его способности петь вместе с остальными.
Еврейская жизнь в диаспоре лишена этого космического элемента в национальной самобытности; она поддерживается одним лишь историческим элементом, сохраняющим нас в живых и не дающим умереть, но он не может обеспечить нам полной национальной жизни.
Именно этого космического элемента ищем мы в Эрец-Исраэль. В странах рассеяния мы вынуждены вести безжизненное существование, лишенное национального творчества (а с точки зрения истинной личности, лишенное также личного творчества). Там мы зависим от других материально, и, может быть, еще более — духовно. Там наша народная суть загнана в губительно тесную, сжатую форму; не имея живых источников непосредственной энергии, она должна поневоле держаться за национальное прошлое, еще более иссыхая, или же приникать к чужим источникам и засоряться, растворяясь в духе окружающей среды.
И потому мы стремимся к жизни — не больше и не меньше, к собственной жизни, питающейся от родников нашей собственной силы, от полей и небес нашей Родины, к жизни, основанной на собственном физическом и умственном труде; мы стремимся черпать жизненную энергию и духовное богатство из этого живого источника. Мы возвращаемся на Родину, чтобы расти из естественной своей почвы, откуда нас вырвали, возвращаемся, чтобы пустить корни в глубь ее животворной субстанции и раскинуть ветви под благодатным солнцем Родины. Другие народы могут позволить себе жить как угодно, ведь их никогда не вырывали с корнем из родной земли, но мы должны сперва познать почву и подготовить ее для того, чтобы пересадить на нее народ. Мы должны изучить климат, в котором предстоит нам расти и плодоносить. Мы, оторванные от природы, утратившие вкус к естественной жизни, вынуждены — если хотим выжить — заново устанавливать связь с природой, открыть новый счет с нею. Мы, евреи, первыми в истории сказали: «Каждый народ пусть идет путями своего бога» и «Ни один народ не поднимет меч против другого», — а потом сами перестали быть народом.
Теперь, когда мы подошли к тому, чтобы снова проложить свою тропу среди дорог живых наций земли, мы должны быть уверены, что нашли правильный путь. Мы должны создать новый народ, человечный народ, чье отношение к другим народам будет исполнено чувства человеческого братства, а отношение к природе будет вдохновляться тягой к благородному и жизнелюбивому творчеству. Все силы нашей истории, вся боль, накопившаяся в нашей народной душе, словно толкают нас в этом направлении. Этого требует, кажется, сама бездонная пустота, образовавшаяся в нашей душе за время долгого отчуждения от природы. Но решающий толчок, пожалуй, исходит от переживаемого нами момента, когда ощущается колоссальное давление рвущейся к рождению жизни, и, наряду с этим, огромные силы, поднимающиеся в нашем народе и во всем мире, — будто оба они скоро родятся заново. Нынешний момент, кажется, призывает нас: вы должны найти путь.