Такую оценку дает Жаботинский не только арабам, но и исламу в целом. В статье «Ислам» (1924) Жаботинский указывает на ряд случаев, когда кучке европейских солдат удавалось разбить значительно превосходящие по численности арабские или мусульманские силы. Победа итальянцев над сенуситами в 1911 году в Триполи, победа французского экспедиционного корпуса над фейсалом в Дамаске в 1920 году — все это служит Жаботинскому решающим доказательством существенного превосходства Запада.
«Пишу это не затем, чтобы унизить или высмеять арабов; в воинской доблести их я не сомневаюсь… В наше время война — дело научное и финансовое, отсталым народам она не под силу».
Эта отсталость не является только делом времени, согласно Жаботинскому, в том, что касается мусульманского мира. «Его реальная сила в будущем будет еще меньше, чем до сих пор», — говорит он, возражая, в частности, тем, кто полагал, что в своей ближневосточной политике Британия вынуждена считаться с арабским и мусульманским фактором. Мусульманский мир не представляет собой — и не будет представлять — политической силы, как говорит Жаботинский в той же статье:
«Исповедуют ислам 220 миллионов человек или еще больше; но «ислама» как цельного фактора в международных отношениях не существует… точно так же можно и теперь, как можно было и сто лет назад, довести конфликт с любым мусульманским народом до какого угодно конца, не рискуя никакими осложнениями панисламистского характера… В качестве политического кулака… ислам не существует».
Если эта концепция определяет позицию Жаботинского в оценке арабского национализма, то ясно, что его выводы относительно требований «палестинских» арабов однозначны. Выступая в 1937 году свидетелем перед Британской королевской комиссией по делам Палестины (Комиссия Пиля), Жаботинский требует создания еврейского государства на всей территории Эрец-Исраэль в соответствии с основными принципами ревизионистского движения и продолжает:
«Мы единогласно утверждаем, что экономическое положение арабов в стране в период еврейского поселения, и благодаря еврейскому поселению, является предметом зависти соседних арабских стран в такой мере, что арабы из этих стран проявляют явную тенденцию переселения в Палестину. И я уже показал вам, что, по нашему мнению, нет надобности в вытеснении арабов. Наоборот, мы имеем в виду, что Палестина по обе стороны Иордана вместит как арабов и их потомков, так и многие миллионы евреев. Я не отрицаю, что в ходе этого процесса арабы неминуемо превратятся в меньшинство в Палестине. Однако я отрицаю, что это причинит им страдания. Это не является страданием ни для одной расы или нации, если уже теперь у нее имеется столько национальных государств и многие национальные государства еще добавятся к ним в будущем. Одна часть, одна ветвь этой расы, причем отнюдь не самая значительная, присоединится к государству, принадлежащему другим, чтобы жить в нем… Это дело совершенно нормальное, и никакого «страдания» в этом нет».
Обратите внимание: Жаботинский не утверждает, что по сравнению с претензиями евреев на Эрец-Исраэль арабские претензии менее основательны или что по сравнению с возможностью, что евреи останутся в меньшинстве, положение, при котором часть арабской нации будет меньшинством в еврейском государстве, явится меньшей бедой и повлечет меньшие тяготы. Для него превращение арабов в Палестине в меньшинство вообще не причинит им никаких неприятностей. Личные права, разумеется, будут им предоставлены — но в национальном плане у них нет никаких претензий. Здесь право не противостоит праву и претензии — претензиям, как виделось это Вейцману и его единомышленникам. С точки зрения Жаботинского, все, что говорилось некогда о евреях в диаспоре, можно сказать и об арабах в Палестине: арабам этой страны как индивидуумам — все, но как коллективу — ничего.
Здесь мы подходим к вопросу, составившему основной и особый вклад Жаботинского в политику сионизма: бескомпромиссное требование немедленного создания еврейского государства и безотлагательного формирования еврейских вооруженных сил — особенно ввиду приближающейся Катастрофы европейского еврейства.
Никто в сионистском движении не выдвигал этого требования в более радикальной форме, чем Жаботинский. Если Вейцман и рабочее движение видели в требовании создания еврейского государства нечто, что можно выдвигать или откладывать в соответствии с тактическими соображениями, сосредоточившись тем временем на создании поселенческо-экономической базы в стране, которая позволит выдвинуть это требование реалистическим образом в подходящее время, воплощая планы сионизма постепенно, этап за этапом, то Жаботинский явился наиболее крайним и радикальным революционером в сионистском движении. Для него еврейское государство — это возвышенная цель, не терпящая никаких компромиссов или изменений тактики; цель абсолютная и неделимая; ее нельзя разменять на мелкую монету политического торга. Несомненно также, что Жаботинский, живший в Европе, ощущал более чем другие сионистские лидеры, жившие в Эрец-Исраэль (или еще в Англии, как Вейцман), угрозу приближающейся Катастрофы: его призыв к алие во имя спасения алии, стоящей выше политических, социальных и экономических соображений, был самой искренней мольбой о помощи, обращенной к еврейскому народу в 30-е годы.